Полковник стоял в дверях и разглядывал пакет в руках Грэма с выражением суеверного ужаса на лице. Нэйв, посчитав, что сейчас последует очередная идиотская шуточка про еду и гефестианцев, которыми он и так уже был сыт по горло, молча набил рот. Ибо с набитым ртом очень сложно хамить старшему по званию.
— Я после Акадии на яичницу смотреть не могу, — продолжал Рам, подходя к своему столу. – Придурки из снабжения что-то там у себя намудрили и прислали нам только грёбаный “Рацион №3”, где основным блюдом как раз эта чёртова яичница со шпинатом. И мы полторы недели жрали её, пока по гребучим зарослям шарахались. Десять лет прошло, а я до сих пор не могу даже упаковку видеть.
Грэм молча жевал, думая о том, что на Гефесте очень многие с радостью бы согласились пожить те же полторы недели даже на пайковой яичнице со шпинатом. Вслух, разумеется, он ничего не сказал: не в тех ещё чинах, чтобы говорить полковнику “да вы зажрались”, пусть и завуалировано. Для него самого до поступления в военное училище даже порошковая яичница считалась деликатесом.
— Хефе, у нас проблема, — раздался в наушнике голос дежурного.
Грэм закатил глаза: привычка тиаматцев называть “хефе” любого из своих начальников искоренению не поддавалась. Вот хоть в лоб им стучи, хоть по лбу.
В следующий миг все мысли об особенностях менталитета вылетели у Нэйва из головы, ибо дежурный продолжал:
– Местные патруль привезли… О, уже второй.
— Какой патруль?! — едва не заорал Грэм.
— Наш, — абсолютно пофигистично отозвался дежурный. – Все пьяны в слюни. О, третий везут…
-- Твою мать,– выругался Грэм, отшвыривая пакет с едой.
– Что стряслось? – Рам уже стоял наготове, с автоматом в руках.
– Местные патруль наш привезли, – коротко отозвался Грэм, перепрыгивая стол. – Все в говно пьянючи….
Рам в ответ разразился сложносочинённой матерной тирадой, завершившейся только при выходе из здания.
На газоне рядком лежали слабо шевелящиеся тела, благоухающие свежим перегаром. Часть элементов брони отважные бойцы армии вторжения где-то потеряли, как и человеческий облик.
Рядом с анатомической свалкой стоял помдеж, занятый пересчётом снаряжения пьянчуг, а в сторонке группка идиллийцев – что характерно, тоже в элементах брони, – объяснялась с дежурным. Фамильяры тиаматцев – у дежурного и помдежа это были гигантские тиаматские ягуарунди, – бдительно следили за аборигенами, дабы разодрать их на лоскуты при малейшей угрозе хозяевам. Грэм, глядя на обманчиво-ленивые движения громадных кошек, в который уже раз восхитился их красотой и грацией.
Вообще тиаматские фамильяры – генетически усовершенствованные животные, насмерть преданные своему хозяину, – являлись страстной мечтой всех любителей экзотических животных. Но тиаматцы никогда не продавали фамильяров инопланетникам. В их сложной для сторонних людей религии – ответвлении католицизма, – души фамильяра и его хозяина были связаны между собой и душой самой планеты. Поэтому продажа фамильяра на сторону приравнивалась к святотатству и каралась погружением в гнездо жуков-телоточцев.
– Это что за срань господня? – вопросил Грэм, налюбовавшись ягуарунди.
В следующие пятнадцать минут вырисовалась совершенно сюрреалистическая картина.
Доблестные сыны Эдема и Бэйджина, уже хапнувшие дозу местного гостеприимства в оцеплении, предсказуемо забили болт на свои обязанности и пустились во все тяжкие, стоило местным красоткам игриво подмигнуть и звякнуть стаканом о бутылку. |