|
Это конечно не в наших интересах, пополнять ряды нашего злейшего врага. Но для вас мы делаем исключение. — А мои товарищи? — А что ваши товарищи? Они не высказывают недовольства. Они пришли к нам с конкретным делом, а не нравоучениями. Их просьбу и проблему мы будем рассматривать, и изыскивать пути для решения. Они остаются с нами. — Мне надо с ними поговорить… — Вы не будете с ними говорить. Это исключено. Они вообще до поры не будут знать о вашем уходе. Сейчас это ни к чему. — Тогда я никуда не пойду! — резко заявил Николай. — Вы очень не последовательны, молодой человек. И, боюсь, этот вопрос решен. Если не пойдете сами, применим силу. У нас ведь тирания. — Последнюю фразу он сдобрил насмешливой улыбкой. — Послушайте! Я знаю Варяга и Славика с детства! Я не могу так просто уйти от них! Комиссар покачал головой и, повернув голову к двери, крикнул: — Конвой! *** Снегоход был в своей стихии. Он уверенно ворчал двигателем и мчался в ночи между деревьев глухой заснеженной тайги. Позади гудел еще один снегоход. Роскошный кортеж получился. Николай слышал его, но не видел. Глаза у него были завязаны. Всю дорогу, что он молча проклинал комиссара и Старшину за такое изгнание, его не покидала мысль, что, быть может, его просто везут на расстрел. Его проснувшийся второй внутренний голос твердил тоже самое. «Ну, все, братец, отвоевался. Хлопнут тебя сейчас из-за твоей дурости, и пропадешь в безвестности» — насмехался внутренний голос. Васнецов размышлял над тем, стоит ли спрыгнуть из машины или нет. Он ничего не видел из-за чертовой повязки. В прыжке он мог разбиться о дерево или попасть под идущий следом снегоход. Но бежать от своих соглядатаев он хотел, во что бы то ни стало. Однако события опередили его мысли. Вскоре машины замедлили ход и потом вообще остановились. Кто-то толкнул Николая в снег, и он упал. «Вот и все», — пронеслась в голове режущая нервы мысль, — «Все». — Лежи и не рыпайся, — рявкнул голос. — Неужели вот так просто отпустим? — послушался другой голос. — Комиссар сказал. — Но почему? — Да не нашего ума это дело. Вот и все. — А это не связано с тем переполохом, что вечером был? — А что за переполох был? — Ты что, тревогу не слышал? — Я на дальнем в патруле был. С этой тарахтелкой разве что услышишь? Так что случилось-то? — Говорят, Ежов сбежал. — Что? Кто сбежал? — голос был удивлен. — Ежов. — Ежов? Тот самый Ежов? — Ну… — другой голос тихо засмеялся, — Других Ежовых у нас, слава богу, нет. Тот самый. — Куда сбежал… — А куда тут бежать? К Титорасам конечно. — Но как же так? Он же такой пост занимал! Неужто он крыса? — То, что он крыса и так было ясно. Но я вод слыхал, что терпение у товарища Старшины лопнуло. Много гадостей сделал этот Ежов, и было велено его арестовать. Но он как-то понял, что песенка его спета и деру дал. — Вот сука… кто бы мог подумать… — Я вот одно не могу понять. Ну мы, простые люди, давно знали что Ежов просто палач голимый. Отчего его совет и Старшина терпели? Почему только сейчас его решили за глотку взять?… — Погоди… — Что там? — Кажется все. Наше дело сделано. Валим. — Вижу. Поехали. Двигатели снегоходов снова заурчали. — Эй! Э-э-эйй! — Заорал Николай, — А как же я! Куда вы?! Ответа не последовало. |
