- Когда видела?

- Вчера утром, перед тем, как мы выехали в город. На телеэкране в гостиной. Тоби смотрел на это... так же околдованный, как сейчас. Странно. - Она поежилась и протянула руку к выключателю. - Выруби это.

- Нет, - сказал Джек, вытягиваясь перед Тоби, чтобы задержать ее руку, - подожди. Давай посмотрим.

- Орешек, - обратилась она к Тоби, - что здесь происходит, что за игра?

- Никакой игры. Я увидел это во сне, и во сне пришел сюда, затем проснулся и уже был здесь, и начал говорить.

- Это для тебя что-то означает? - спросила она у Джека.

- Да. Кое-что.

- Что происходит, Джек?

- После.

- Я что-то упустила? О чем все это? - Когда он не ответил, она сказала: - Мне это не нравится.

- Мне тоже, - сказал Джек. - Но давай посмотрим, куда это приведет, сможем ли мы это побороть.

- Побороть что?

Пальцы мальчика деловито клевали по клавишам. Хотя ни слова не появилось на экране, казалось, что обнаружились новые цвета и картинки, и они развивались в ритме, с которым он печатал.

- Вчера, на телеэкране... Я спросила Тоби, что это, - сказала Хитер. - Он не знал. Но он сказал... что ему это нравится.

Тоби прекратил печатать.

Цвета исчезли, затем внезапно насытились и перетекли в совершенно новые картинки и пятна.

- Нет, - сказал мальчик.

- Что "нет"? - спросил Джек.

- Не тебе. Я говорю... этому, - и к экрану: - Нет. Уходи.

Волны кисло-зеленого. Бутоны кроваво-красного расцвели в редких точках на экране, обратились в черные и снова стали красными, затем увяли, испарились, остался вязкий желтый гной.

Бесконечно мутирующий калейдоскоп усыплял Джека, когда он глядел на него слишком долго, и он понимал, как это может целиком захватить незрелый мозг восьмилетнего мальчика, загипнотизировать его.

Когда Тоби начал снова стучать по клавишам, цвета на экране пропали - они резко поярчели снова, хотя уже в виде других пятен.

- Это язык, - тихо сказала Хитер.

Некоторое время Джек глядел на нее, не понимая.

Она сказала:

- Цвета, пятна. Это язык.

Он посмотрел на монитор:

- Как это может быть языком?

- Так, - настаивала она.

- Здесь нет повторяющихся образов, ничего, что может служить буквами, или словами.

- Я разговариваю, - подтвердил Тоби. Он нажал на клавишу. Как и раньше, пятна и цвета соответствовали по ритму с теми, которые он вводил в свою часть беседы.

- Чудовищно усложненный и выразительный язык, - сказала Хитер, - по сравнению с которым английский, и французский, и китайский просто первобытное уханье.

Тоби прекратил печатать, и ответ от другого собеседника был уездный и пенный, черный и желчно-зеленый, с комками красного.

- Нет, - сказал мальчик экрану.

Цвета стали еще более строгими, ритм более яростным.

- Нет, - повторил Тоби.

Пенные, кипящие, спиральные красноты.

И в третий раз:

- Нет!

Джек спросил:

- На что ты говоришь "нет"?

- На то, что оно хочет, - ответил Тоби.

- Что оно хочет?

- Оно хочет, чтобы я его впустил, просто впустил.

- О Боже! - сказала Хитер, и снова потянулась к рубильнику выключателя.

Джек остановил ее руку, как и раньше. Ее пальцы были бледные и холодные.

- Что такое? - спросил он, хотя опасался, что уже понял. Слова "впустить это" встряхнули его почти так же сильно, как и пули Энсона Оливера.

- Прошлой ночью, - сказала Хитер, глядя в ужасе на экран, - во сне. - Может быть, его собственные руки похолодели. Или она почувствовала его дрожь. Но она сморгнула: - У тебя тоже был этот сон!

- Только что. Я проснулся от него.

- Дверь, - сказала она. - Оно хочет, чтобы ты нашел дверь в себе, открыл ее и впустил это. Джек, черт возьми, что здесь происходит, что за ад здесь творится?

Хотел бы знать! Или, может быть, не хотел.