Жестоко израненный самец повернул огромную голову навстречу мегалодону, отчаянно щелкая узкими челюстями в тщетной попытке вцепиться акуле в морду.

Кровь и клочья пены обрушились дождем на экипаж «Кашалота». Джен судорожно вцепилась в мужа, когда развернувшееся боком судно накрыло десятифутовой волной. Но вот нос судна снова взмыл над волной, и Джен краем глаза увидела, как жуткая верхняя челюсть мегалодона, словно оторвавшись от пасти, вытянулась вперед и захлопнулась на нижней челюсти кашалота, размозжив ее с тошнотворным хрустом.

Самец весом восемьдесят пять тысяч фунтов бился в агонии, взбивая воду хвостом, остатки изувеченной нижней челюсти свисали с морды.

Темные волны перекатывались через транец «Кашалота», оставляя на палубе липкие дорожки крови и китового жира. Брюс запустил двигатель, чтобы увести судно подальше от раненого кита, который, отчаянно цепляясь за жизнь, метался по поверхности воды.

Наконец кашалот перевернулся брюхом вверх, приготовившись умирать. Алебастровый плавник промелькнул мимо носа судна и исчез. Брюс выключил двигатель, опасаясь, что шум может привлечь акулу. Секунду спустя Безумный Макс содрогнулся в последний раз – и все было кончено. Это мегалодон, атаковав кита снизу, вцепился зубами ему в спину. Мелькавший то здесь, то там серп спинного плавника взрезал антрацитовую воду, разбрасывая по сторонам ошметки пены.

Напуганные жестокостью нападения, члены экипажа сгрудились на палубе. Сейчас они особенно остро чувствовали свою крайнюю уязвимость. И только Нортон следил краем глаза за оператором, желая убедиться, что тот продолжает снимать.

Следующие двадцать минут мегалодон терзал гору китового жира – все, что осталось от Безумного Макса. А тем временем поверхностное течение, подхватив «Кашалот», позволило ему покинуть место кровавой трапезы. Брюс с экипажем подняли парус, чтобы поскорее уйти как можно дальше от кошмарной твари.

Джен увидела, как из темноты вдруг возникло с полдюжины свинцово-серых спинных плавников.

Не решаясь приблизиться к пиршественному столу, большие белые акулы кружили неподалеку и терпеливо ждали, когда их гигантский родственник насытится.

Часы отчаяния

– А вот и ты! – воскликнул Бенедикт. – Ты пришла очень вовремя. «Бентос» собирается начать погружение вдоль отвесного склона ущелья. Что будешь пить?

– Ничего.

– Ничего? Глупости. – Бенедикт налил двойную порцию водки, затем, обойдя барную стойку, сунул Терри в руку стакан.

– À votre santé! Твое здоровье! – Залпом выпив свою порцию, Бенедикт что-то сказал по-русски капитану Проковичу.

Терри поставила стакан на стойку. Тем временем одноглазый капитан спустился на мостик, задраив за собой люк.

Бенедикт подошел к пульту управления. Выключил свет в помещении, затем активировал купол.

Титановая оболочка, разделившись пополам, разъехалась. Красные огни наружных прожекторов высветили каменную стену ущелья, возникшую из кромешной тьмы впадины.

«Бентос» медленно поднимался.

Терри едва сдержала крик, когда два огромных кронозавра проскользнули мимо панорамного окна. И буквально несколько секунд спустя мощный удар о металлическую обшивку сотряс «Бентос».

– Они становятся все агрессивнее, – прошептала Терри.

– Наверное, не хотят с нами расставаться. Очевидно, рассматривают нас в качестве источника пищи. – Бенедикт взял со стойки нетронутую водку и, вручив Терри стакан, подвел ее к окну. – А теперь смотри внимательно. Как только мы приблизимся к потоку сажи из гидротермальных источников, нагревающих придонный слой, эти твари буквально впадут в неистовство.

Терри с опаской покосилась на сорокафутового кронозавра, неторопливо маневрировавшего между стеной каньона и панорамным окном.