|
Или по крайней мере узнать, не завладела ли ими полиция. Действовал Ярцев через местных помощников, агентуры тут, оказывается, хватает. Саквояж в Сойкиной квартире не нашли. Иначе про это знал бы по меньшей мере дворник, не говоря уже о владельце дома, пане Зингере. Поэтому события после того, как Игнат ушел, имея при себе расписку, вероятно, развивались вот как, — Кошевой так же допил кофе. — Тот, кто поставил себе цель убить адвоката, забрался в квартиру через окно. И знал, как добраться до нужного дома двориками. С тех пор, как Сойка отправил Ярцева, никто до утра, до моего появления, про него не спрашивал.
— Никто? — Никто — кроме какого-то батяра. Тот добивался пана адвоката. Дворник же, имея соответствующие инструкции, сказал: нет дома. Тем батяром, как позже выяснилось, был Зенек Новотный. Я расспросил Бульбаша про все подробно, воссоздал время, практически по минутам. Воры залезли туда уже после того, как Сойка был убит, это правда. Они нашли и забрали с собой саквояж, что тоже правда. Когда задержание батяра стало широко известно в городе, в том числе — из газет, Ярцев понял, у кого могут быть деньги. Наверняка привлек нужных лиц, вынюхал, где прячется Цыпа, дальше вы знаете. Но, Шацкий, деньги остались на месте! — На месте — где? — В квартире! — терпеливо объяснил Клим. — Когда я туда вошел, следов обыска не увидел. Значит, убийца не искал денег. Пришел, чтобы выставить господину Сойке, который владеет искусством заводить врагов, какой-то большой личный счет. И это не имеет, ну хорошо — не должно иметь никакого отношения к его не слишком достойной деятельности. Несколькими искусными, очевидно — давно наработанными ударами пузатый бильярдист завершил партию. Молодой человек заказал себе еще рому. — Кофе? — поинтересовался Клим. — Какой тут кофе… Пане Кошевой, это же гениальное открытие! — Не преувеличивайте. Стечение обстоятельств, желание разобраться. Ну, и ничегонеделание. Надо же было себя чем-то занять, чтобы не сойти с ума. Остается понять, кто же на самом деле убил Сойку. И за что. Хотя, как я уже сказал, своего старшего товарища тут познал с другой, категорически неприглядной стороны. Поэтому есть критическое количество людей, которые не просто желали ему смерти, но и могли лично воплотить собственные желания. И в этом, как не странно, не далее как полчаса назад лишний раз убедила меня пани Магда. — Богданович? Наша шановна вдова? Она тут каким боком? — Дала понять, во-первых, что я прав. На Сойку большой зуб вырос у многих уважаемых людей. А во-вторых, — веко дернулось, — сузила круг подозреваемых, сама того не осознавая. Раньше оно сузилось само. Только я понял это аж теперь. — То есть? — День похорон Евгения Сойки. Вспомните, Шацкий, народу пришло немного. Учитывая его не лучшую репутацию, большого скорбного скопления нечего было ждать. Но пришло трое, каждому из которых, а то и всем вместе, было крайне важно предостеречь меня от дальнейшего активного участия в расследовании обстоятельств убийства пана Геника. Вы видели всю компанию, Шацкий. Наверняка знаете каждого. Йозеф наморщил лоб. — Редактор Попеляк. Инженер Адам Вишневский. Советник городской рады пан Моравский. Еще пани Богданович… — Никого из названных вами особ пани Магда даже близко не считает причастными к убийству. Хотя до того, как появился первый подозреваемый, невнимательный и неосторожный батяр Зенек, очень боялась, что кто-то из них, или, повторюсь, все вместе, смогут раньше или позже попасть в список подозреваемых. Каждый для нее по-своему дорогой. В определенные моменты мужчины перестают быть для таких, как она, лишь опекунами. Скажите теперь, Шацкий, вы точно готовы мне помочь? Он еще не успел договорить, как Йозеф закивал: — Готов! Готов, пане Кошевой! Это опасно для моей жизни? — А если опасно? Он и тут долго не думал. |
