|
Круглая, похожая на широкое колесико, коробочка не разбилась, но резво покатилась под уклон, и я в полупоклоне догоняла ее добрых тридцать метров. На финише шустрая пудреница упала в отверстие решетки, закрывающей одно из окон полуподвального этажа, и осталась лежать на мягкой подстилке из сухой листвы на глубине около метра. Руки у меня значительно короче указанной длины, а пудреницу тем не менее вернуть хотелось. Я некоторое время гипнотизировала беглую косметическую принадлежность призывным взором, не без огорчения убедилась, что природный магнетизм и умение перемещать предметы взглядом в число моих предполагаемых экстраординарных способностей по-прежнему не входят, и не придумала ничего лучшего, как постучаться в окошко.
Оно открылось, явив моему взору щекастую физиономию кудрявого индивидуума неопределенного пола. В дипломатических выражениях, не предполагающих возможность грубого ответа, я сформулировала свою нижайшую просьбу. Индивидуум, оказавшийся при ближайшем рассмотрении настоящим джентльменом, не только достал и вернул мне пудреницу, но и пригласил заглянуть к ним в редакцию на чашечку кофе. Услышав слово «редакция», я насторожила ушки, уточнила название издания и, узнав, что это и есть он самый — «Мир камня», — с радостью приняла приглашение. Кудрявый джентльмен вышел навстречу и сопроводил меня в офис, где откровенно скучали еще один молодой человек — лысый как коленка — и симпатичная девушка. «Мирные каменщики» играли по сети в «Империю», пили кофе и пригоршнями ели маленькие шоколадки с оттиснутым на них изображением унитаза. Это сочетание показалось мне парадоксальным и откровенно компрометирующим основной ингредиент кондитерского продукта, но офисные жители объяснили, что шоколадки не простые, а презентационные. Их всучил редакционному народу клиент — близкородственная компания «Мир сантехники» — в знак признательности за бесплатную рекламу мраморных унитазов. — Миру мир, — пошутила я по этому поводу. Кудрявый юноша с готовностью засмеялся, его лысый товарищ хихикнул, а вот девушка за компьютером осталась к моему остроумию огорчительно равнодушна. Я внимательно посмотрела на ее аккуратный русый хвост. Могли ли волосы такого цвета в темноте показаться мне черными? — Простите, а это не Маша? — шепотом поинтересовалась я у кудрявого. — Нет, не Маша, — ответил он с искренним сожалением. — Это Катя, — шепнул лысый. По его тону чувствовалось, что Кати в этой компании котируются гораздо ниже, чем Маши. — А Маша у вас есть? — спросила я, настойчиво продолжая гнуть свою детективную линию. — Нету у нас Маши, — сожаление в голосе кудрявого превратилось в настоящую скорбь. — Ни одной! — Ни единой! — со вздохом подтвердил лысый. — А вас как зовут? Оба уставились на меня так жалобно и печально, словно надеялись, что я самовыдвинусь в Маши. — Я Лена, — сказала я, и парни дружно вздохнули. Очевидно, приятных воспоминаний, связанных с Еленами, у них не было вовсе. — Мария Петропавловская, ваш автор, — напомнила я, достав из сумки сложенную вчетверо газетку. — Я ищу ее. — Ах, эта Маша! — Кудрявый пренебрежительно махнул рукой. — Это, знаете ли, и не Маша вовсе. — Это я, — кокетливо сообщил лысый. Он ковырнул линолеум носком башмака сорок пятого размера, похлопал куцыми ресничками и сделал губки бантиком. Я озадаченно посмотрела на кудрявого. — Петя у нас нормальный, — успокоил меня он. — Во всех смыслах! Просто Маша Петропавловская — это его псевдоним. — Я Петр Михайлович Павлов, — лысый шаркнул ножкой. |
