Ярких цветовых пятен там не наблюдалось, Ирка стирала исключительно светлые летние одежды, поэтому зрелище было не настолько интересное, чтобы увлечься им надолго. Тем не менее моя подружка застыла подобием памятника Пушкину, созерцающему современную российскую действительность с горестным неудовольствием. Поэтому минуты через две я не выдержала и прямо спросила:

— Ирусик, что случилось?

Она перестала таращиться на стиралку, посмотрела на меня, скривила губы и плаксиво сказала:

— По-моему, Моржик мне изменяет.

— Да с чего ты взяла?! — искренне изумилась я.

Иркин супруг Сержик, которого все близкие называют Моржиком, предпоследний человек, которого я заподозрила бы в супружеской измене (последним был бы мой собственный муж). Мы с Иркой всегда считали, что с благоверными нам повезло почти так же, как им с нами, и очень этому радовались.

Теперь, однако, на румяной физиономии подруги никакой радости не читалось.

— Сейчас я тебе кое-что покажу, и ты убедишься, что Моржик пошел налево, — пообещала Ирка и сняла с полки кухонного шкафчика богато иллюстрированную кулинарную книгу «Еврейская мамочка».

Пока я озадаченно искала мистическую связь между кошерной пищей и левизной в супружестве, подруга раскрыла поварской талмуд, вытащила вложенную в него тетрадку и забормотала, перелистывая страницы:

— Творожная запеканка с черносливом, не то… Кисель по-министерски… Вот! Зайчик!

— Лучше домашний кролик, зайцы воняют, — доброжелательно подсказала я.

— Это я читаю тебе эсэмэску, которую списала с мобильника Моржика! — поморщившись, объяснила Ирка. — Вот, слушай: «Зайчик, двадцать ноль-ноль, юность, приготовь морковку». И что, по-твоему, это значит?

Я крепко задумалась. Ирка, сурово сведя брови галочкой, терпеливо ждала ответа.

— Ну двадцать ноль-ноль — это, понятно, время, — протянула я.

— Время встречи, — уверенно кивнула Ирка. — Место встречи не названо, из чего я заключаю, что оно моему неверному мужу и так известно. Видимо, он бывал там уже не единожды.

— Даже если и так, не понимаю, почему ты сразу ведешь речь о супружеской неверности! — возразила я. — Моржик…

— Его называют зайчиком и просят приготовить к условленному свиданию морковку! — оборвав меня, горько усмехнулась Ирка. — Думаешь, я начисто лишена фантазии? Думаешь, я не догадываюсь, какими подвигами ознаменована жизнь среднестатистического половозрелого зайчика? Тем более его юность? Да я тысячу раз видела эмблему «Плейбоя» и слышала выражение «плодятся как кролики»!

— А объяснения Моржика ты услышать не пыталась? — спросила я. — Спросила бы его как законная зайчиха, куда твой резвый зайчик бегает по вечерам с морковкой наготове?

— Спросить — и спугнуть? — возмущенно фыркнула Ирка. — Чтобы мой зайчик начал петлять и путать следы? Нет уж! Я предпочитаю сама во всем разобраться!

— Сама? — Меня посетило нехорошее предчувствие.

— С твоей помощью, конечно! — подтвердила мои худшие подозрения Ирка.

Я застонала:

— Совести у вас нет: и у тебя, и у Анки!

— У нас не совести: у нас дедуктивного мышления нет, — сказала подружка, откровенно стараясь мне польстить. — Зато у Анки есть деньги, а у меня время…

Она посмотрела на красочный календарь «Традиционные праздники русских крестьян» и добавила:

— До конца недели.