|
Несовершенство или величие?.. Странно… странно… очень странно!.. Я сравнивал рыжую с голубкой… при этом мне припомнилась мегера с прозвищем святой голубки… торговавшая телом и душой продажных созданий… Дальше мне в голову приходят грубые сравнения… корова и седло… рыба и ожерелье… и вдруг при слове _ожерелье_ точно свет воссиял пред моими очами… а мрак, в который я был погружен все эти дни, считая неуязвимыми этих влюбленных, разом рассеялся… Да, одно слово _ожерелье_ золотым ключом открыло клеточку в моем мозгу, дурацки закупорившуюся с давних времен… И, начав снова быстро ходить, Роден продолжал: — Да… попробовать надо… Чем больше я раздумываю, тем более исполнимым мне кажется этот замысел… Только как установить связь с мегерой?.. Ба! А этот каналья толстяк… Жак Дюмулен! Но ту-то где найти?.. Как её убедить? Вот в чем главное… Вот в чем камень преткновения… Не поторопился ли я праздновать победу? Иезуит заходил по комнате поспешными шагами, грызя ногти с озабоченным видом. Напряжение мысли было у него так сильно, что на грязном и желтом лбу выступили крупные капли пота. Он метался по комнате… останавливался… топал ногой… поднимал глаза к небу, ища вдохновения… чесал затылок… и по временам у него вырывались возгласы то гнева и обманутого ожидания, то радостной надежды на успех. Если бы цели иезуита были не так гнусны, наблюдение за усиленной работой этого могучего ума представляло бы большой интерес… Было бы интересно проследить ход его мысли, когда он придумывал план, на котором сосредоточил всю силу своего мощного ума. Казалось, он достигал желаемого успеха. — Да… да… — бормотал Роден, — это рискованно… это смело… отчаянно смело… но зато быстро… и последствия неизмеримы… Как рассчитать последствия взрыва заложенной мины? И, уступая порыву энтузиазма, иезуит воскликнул: — О страсти!.. Человеческие страсти! Какое вы магическое орудие… это клавиши для легкой, искусной и сильной руки играющего на них. И как велико могущество мысли!.. Боже, как оно прекрасно! Говорите после этого о чудесах материального мира, о желуде, рождающем дуб, о зерне, из которого выходит колос. Но ведь для зерна нужны месяцы, для желудя годы, а вот одно слово из восьми букв… запавших в мой мозг: ожерелье… рождает в несколько минут могучую идею, идею, обладающую тысячью корней, как вековой дуб, стремящуюся ввысь, как он, и служащую для вящей славы Господней… да, для славы Господней, как я это понимаю… И этого я достигну… достигну непременно, потому что эти проклятые Реннепоны исчезнут, как тень… Что значит жизнь этих людей для того нравственного порядка, мессией которого я буду? Что могут весить эти жизни на весах великих судеб мира? А между тем это наследство, брошенное моей смелой рукой на чашу весов, вознесет меня на такую высоту, с которой я буду господствовать и над королями, и над народами… что бы там ни говорили, ни кричали, ни делали дураки и кретины! Или нет, лучше сказать: милые, святые глупцы!.. Нас хотят раздавить, нас, служителей церкви, провозглашая: «Вам принадлежит _духовная_ власть… а нам — _светская_!» О! Какое счастье, что они отказываются от «духовного», бросают «духовное», презирают «духовное». |
