| Вас затянуло в этот Мальстрем именно оно - желание понять Тайну...     «Он прав, - сказал себе Ким, - любопытство. Дурацкое любопытство...»     -  Я угадал, агент? Тогда зачем вам изменять собственной природе? Подумайте в последний раз - с кем вы...     Ким молчал. Потом покачал головой:     -  Вы тогда верно угадали, Клаус, когда говорили, что Демоном, который будет искушать меня, будете вы... Нет, Клаус... Нет. Пожалуй, мой роман с Тайной закончился... У вас своя дорога, у меня - своя.     Они оба замолкли.     -  Вот, собственно, и все.     Клаус поднялся и зябко поежился, окидывая взглядом безрадостный пейзаж занесенной снегом равнины. Поднялся на ноги и Ким.     -  Мы могли бы до бесконечности говорить обо всем этом, - устало сказал Гильде. - Но времени уже почти нет - я должен продолжать свою игру. Вы ведь не станете мешать мне, агент?     Ким молчал, рассматривая лицо Клауса так, словно видел его впервые.     -  Я не должен был рассказывать...     Голос Гильде был теперь глух и невыразителен. Весь заряд страсти, если и был он у него, ушел на тот монолог, что он обрушил на собеседника минуту назад.     -  Но иначе... Ты не оставил мне никакого выбора, агент...     То, что Клаус перешел на «ты», насторожило Кима. Нет, дело было не в фамильярности такого обращения - ни тени фамильярности не было ни в интонации Клауса, ни в том, как он держал себя... Это «ты» было пронзительно грустной - на грани отчаяния - нотой.     Темой прощания.     Клаус прощался с человеком, с которым успел как-то сродниться в такой недолгой дружбе-вражде, что соединила их. И, прощаясь с Кимом, он, похоже, прощался с людьми вообще...     -  Ты не оставил мне выбора... - повторил Гильде. - Ты и так узнал слишком много. И я должен тебя переубедить. Сделать своим. Или убить. Как Кобольда...     Он пристально смотрел в глаза Киму.     -  Ты ведь не станешь... останавливать меня...     Это был не вопрос. Утверждение. Попытка внушить свои слова колеблющемуся сопернику. Все так же глухо и невыразительно, но так, что запоминалось каждое его слово, Клаус продолжал:     -  Я не мог сделать Кобольда своим. Он был не из тех... Он и такие, как он, свято убеждены, что всякое знание есть благо. И не важно, спасет оно род людской или погубит! Человек обречен на знание - и все тут! В этом все концы и все начала!     -  А может быть, это так и есть? - с неожиданной для самого себя жесткостью перебил его Ким.     -  Нет!!!     Лицо Гильде посерело и дернулось. Голос сорвался в крик. И по сравнению с глухими, серыми словами, которые он произносил перед этим, крик этот был страшен.     -  Нет, - повторил он уже снова глухим и спокойным голосом. - Я знаю тебя, агент, лучше, чем ты думаешь. Ты не станешь мешать мне. По крайней мере до тех пор, пока не продумаешь все до конца. Возвращайся туда, к людям... Когда придет время, мы найдем друг друга.     С Кимом давно не было такого. С детских лет. Он просто не мог сделать выбор. И поэтому понял - недолгий, но предельно ясный жизненный опыт четко говорил это ему, - что проиграл. Всегда проигрывает тот, кто задумался.     -  Мы... Отсюда мы расходимся...     Гильде словно впечатывал каждое слово в мозг агента.     -  Ты уже понял, я просто повторю: мне придется немного нарушить наши планы.                                                                     |