— А я и не собираюсь крутить с Анитой любовь, мы с ней просто приятели, и не больше. Но почему ты считаешь, что я не способен на серьезные чувства?
— Не уверена, что ты можешь любить кого-нибудь всерьез. Впрочем, может, я сужу по нашим отношениям…
— Конечно, ты можешь считать меня легкомысленным бабником, но сама-то ты хороша…
Боже мой! Если я что-то в этой жизни ненавижу, то это выяснение отношений! По счастью, нас прервал телефонный звонок, и Петя, сидевший рядом с аппаратом, то ли по привычке, то ли из ехидства снял трубку и с неприятной улыбочкой передал ее мне. Как назло, это оказался Марк.
— Хелло, Аньес, — прозвучал в трубке его бодрый голос, как будто он никуда не пропадал.
— Слушаю. — Я приняла самый официальный тон.
— Кто это у тебя в гостях? — Нет, я ошиблась, за бодростью скрывалось беспокойство.
— Соседи, — тем же сухим тоном соврала я.
— Ах, раз у тебя соседи, я перейду сразу к делу. — В голосе его послышались саркастические нотки. — Сережа поручил мне выяснить у тебя некоторые детали, если ты, конечно, можешь сейчас говорить.
— Конечно, могу! — поспешила я ответить и тут же поняла, в какую попалась ловушку: есть вещи, о которых я никак не могу рассказывать при Пете!
По счастью, эти детали касались в основном Милочки и подробностей Аллочкиной встречи с блудным мужем и его секретаршей, и после нескольких моих невразумительных ответов дело пошло на лад: Марк формулировал свои вопросы так, что я могла на них отвечать «да» или «нет». Петя наблюдал за мной с явным интересом и после пяти минут нашей содержательной беседы вдруг схватил пустой бокал и швырнул его об пол; послышался звонкий треск разбившегося стекла.
— Что у тебя там происходит? — тут же спросил Марк.
Я состроила довольно ухмылявшемуся Пете страшные глаза и поспешила ответить:
— Ничего особенного… Это просто соседка уронила чашку…
— Ах да, я и забыл, что у тебя соседи, — язвительно произнес Марк, задал мне еще пару вопросов и положил трубку, даже не попрощавшись. Как чужой человек… Нет, чужие более вежливы.
Я была расстроена: он мог сказать мне хоть что-нибудь ласковое! Мог бы сообщить, когда его светлость соизволит нанести мне визит, и тут же, очень непоследовательно, я разозлилась на Петю. Петя пришел в отличное расположение духа и улыбался во весь рот:
— Так-так, Агнесса, может, ты мне скажешь, кто из нас более легкомысленный? Кстати, кто это был? Такой приятный глубокий баритон!
Нет, сердиться на него было невозможно! Я расхохоталась, достала совок и веник и, собирая осколки, сказала:
— Мой бывший муж.
Петины брови поползли вверх, так что лба почти не осталось:
— Вот как? Я и не знал, что вы с ним поддерживаете отношения.
Если еще и Петя мне закатит сцену ревности, это будет слишком! Но Петя не собирался этого делать, наоборот, на его лице было написано явное облегчение. Он достал из шкафа еще один фужер, снова разлил шампанское и провозгласил:
— За твою личную жизнь!
— И твою тоже, — добавила я.
— И мою тоже, — согласился он, залпом осушил бокал, поставил его на место, подошел ко мне, обнял и поцеловал.
Нет, он не по-дружески клюнул меня в щечку — рот его жадно приник к моим губам. Я не могла сопротивляться, боясь совсем остаться без фужеров. Петя прижимал меня к себе все крепче, язык его все настойчивее и требовательнее касался чувствительных точек у меня во рту. Голова у меня закружилась, внизу живота, там, где наши тела соприкасались и я чувствовала его возбуждение, разлился жар… Меня трогал мужчина, и я реагировала как женщина. |