|
Шашлык наверняка был прекрасен, но я его почти не распробовала, хотя как единственная дама пользовалась особым вниманием со стороны мужчин, которые наперебой, с легкой руки Дона, предлагали мне лакомые кусочки. Попав в эту новую для меня ситуацию, я совершенно потеряла аппетит, но в любом случае наслаждаться едой мне в этот вечер не пришлось бы. Я не синхронистка, я не умею одновременно думать на двух языках, но даже с профессионалов высочайшего класса, двуязычных с раннего детства, во время трудных переговоров или узкоспециальных конференций, когда нельзя ошибиться ни в едином слове, сходит семь потов. Для меня же переводить на банкетах, в неформальной обстановке, гораздо сложнее, чем где-нибудь в офисе. За столом легко расслабиться, положить себе в рот что-нибудь вкусненькое, и вдруг совершенно неожиданно кому-нибудь понадобятся твои услуги — и тут самое главное вовсе не то, чтобы верно переложить чьи-то слова на другой язык, а не подавиться, поспешно пережевывая застревающий в горле кусок. Разумеется, то же самое относится и к спиртному — весь вечер держишь в руке один и тот же бокал шампанского, отхлебываешь из него миниатюрными глоточками и вежливо улыбаешься тому, кому адресована твоя речь в данный момент. Впрочем, можно и не улыбаться, но глядеть на собеседника обязательно, так уж я приучена. Словом, к концу таких деловых а-ля фуршетиков чувствуешь себя совершенно выжатой и почти всегда голодной.
Но у Дона я голода не чувствовала, настолько мне было интересно, к тому же я нашла для себя подходящую пищу — на столе стояло большое блюдо с черным виноградом без косточек, и даже если во рту у меня была большая виноградина, это не мешало мне свободно разговаривать. Я пила только сухое грузинское вино, завидуя пирующим, которые с удовольствием поглощали армянский коньяк. Впрочем, вначале мое участие почти не требовалось, но за потомка благородного дворянского рода усердно принялся Игорь, и вскоре граф Лацкой уже громко смеялся и стал быстро тараторить и на русском, и на французском. Улучив подходящий момент, Артур жестом отозвал продюсера в сторону и поманил меня пальцем. Мы поднялись по лестнице с резными перилами на второй этаж, в комнату, которую хозяин называл своим кабинетом. Дон разлил в рюмки вытащенный чуть ли не из ящика письменного стола «Ахтамар» и предложил мне и французу сигареты под тем же названием, которые, как я знаю, в самой Армении днем с огнем не найдешь. Тут как раз и состоялся разговор, ради которого все и затевалось. Не буду раскрывать его содержание, это неинтересно, да и не моя это тайна, но практически все переговоры одинаковы: каждая сторона пытается выторговать для себя самые выгодные условия, проще говоря, идет торг. Конечно, более цивилизованно, чем на базаре, тем не менее чувствовалось, что Артур, как человек восточный, занимается этим с удовольствием. В конце концов француз, сияя улыбкой, обещал подумать, и мужчины поднялись. Тут откуда-то появился Игорь и на московском диалекте великого английского языка пригласил гостя следовать за собой. Я сочла, что момент самый подходящий для того, чтобы посмотреть на часы и якобы подавить зевок — на самом деле я была скорее перевозбуждена, чем утомлена, но оставаться дольше в этой чисто мужской и уже веселой компании мне не очень улыбалось. К чести Дона, он не стал меня уговаривать, а отпустил без возражений, напоследок вручив мне конверт с гонораром — я хотела было от него отказаться, но, посмотрев на его лицо, замолчала и предложила свои услуги в дальнейшем. Домой меня отвез тот же Вася, абсолютно тверезый. Откинувшись на затянутую мягким велюром спинку сиденья и наконец-то позволив себе расслабиться, я думала о том, какого могущественного союзника и защитника мне удалось заполучить. Моральные соображения меня трогали мало: уж лучше Дон с его уважением к традициям и понятиями о чести, чем какой-нибудь бывший партфункционер, начавший дело с капиталов КПСС, хорошо облапошивший уже в новые времена вкладчиков и теперь вопящий на всех перекрестках о соборности, духовности и высокой нравственности русского народа. |
