Так как объяснение наше происходило вечером, когда институт уже почти опустел, в одной из маленьких аудиторий пятого этажа, то он не постеснялся применить силу, но свои силы он явно переоценил. Он был чуть повыше меня и значительно шире в плечах, но недаром я с детства занималась спортом, к тому же в некоторые моменты моя энергия просто удесятеряется так, как это произошло вчера. Словом, я здорово поцарапала ему физиономию, а сама отделалась всего лишь надорванной по шву юбкой. С этого момента он возненавидел меня лютой ненавистью и, очевидно, тогда же решил отомстить, но я еще усугубила ситуацию. Через три дня, когда царапины немного зажили, он появился в институте и как на грех встретил меня в коридоре в перерыве между лекциями. Криво улыбаясь, он подошел ко мне и прошептал на ухо какую-то гадость; я, недослушав, развернулась и со всего маху залепила ему пощечину на глазах у всех.
Раньше со мной это случалось довольно часто — сначала я делала, а потом думала. Таким образом, я нажила себе смертельного врага, который делал все, чтобы если не сжить меня со свету, то хотя бы сломать мне жизнь.
Хотя больше, чем он, усердствовала его любовница Лера Петрова, аспирантка кафедры научного коммунизма. Уж для нее-то я точно стала противником номер один! Это была внешне довольно привлекательная девица, во всяком случае, до тех пор, пока она не открывала рот. Зато когда она заговаривала, то несла такую чушь, что хоть уши затыкай, недаром же она преподавала такой предмет! На семинарах она вела себя так, как будто в аудитории были одни мальчики, девушек не видела в упор, а разговаривала только с ними. Насколько я знаю, двоих ребят — из нашей группы и из параллельной — она каким-то образом даже вынудила провожать себя домой: оба на следующий день плевались. Словом, это была сексуально озабоченная особа, и она имела на Баринова свои виды, которые, впрочем, впоследствии не оправдались. Именно она, судя по всему, и задумала ту провокацию, после которой меня чуть не выгнали из института, во всяком случае, вопила больше всех она.
До сих пор не понимаю, почему они не подсунули мне в сумку «Архипелаг ГУЛАГ» — после этого на мне можно было сразу же ставить крест. Но они остановились на порнографии, вероятно, они хотели приклеить мне именно аморалку, сразить меня тем самым оружием, которым я воспользовалась против Николая, — я обозвала его подлецом без стыда и совести, что его почему-то оскорбило, он-то, наверное, считал себя мерилом нравственности. На следующей же неделе во время своего семинара Лера медленно прошествовала по аудитории по проходу между столами и как бы случайно столкнула локтем мою сумку, висевшую на спинке стула, на пол. Она упала с диким грохотом, покатилась косметика, треснуло зеркальце пудреницы, книжки и тетрадки рассыпались по полу. Лера тут же извинилась за свою неловкость и кинулась мне помогать; но, нагнувшись, она схватила с пола только одну книгу, тут же выпрямилась во весь рост и завизжала:
— Это что такое?! Подумать только, какое бесстыдство! Что вы носите на занятия? Это же порнография! — В руках она держала богато иллюстрированное издание «Камасутры», которую я, конечно же, просматривала, как и все в нашей группе, эта книга принадлежала Лене Беляевой, чьи родители-дипломаты привезли ее из-за границы. Но я ее только держала в руках, в моей сумке она оказаться никак не могла, пока ее туда не подложили. Я медленно обвела взглядом аудиторию — все молчали, никто не промолвил ни слова. Заметно побледневшая Леночка Беляева склонилась над тетрадкой, делая вид, что что-то записывает. Может, им и было меня жаль, все читали «Камасутру», все прекрасно знали, что это такое, но никто не пожелал и слова сказать в мою защиту. Все было понятно: последний курс, распределение на носу, никому не хотелось рисковать карьерой, связываясь с Лерой и комсомольской организацией, — о моей стычке с Бариновым все уже были наслышаны. |