— Порнография, чистая порнография! Я этого так не оставлю!

И она действительно не оставила.

Куда только меня не таскали! Где только мне не читали нотации! Местком, партком, еще какой-то ком, деканат… Не хочу об этом вспоминать. Конечно, из института меня не выгнали, не выгнали даже из комсомола, дали «строгач» за «недостойное поведение». В конце концов, все же знают, что такое «Камасутра»! Но зато какой грязью меня облили! Какие сплетни обо мне распустили! Одну из них мне для очистки совести пересказал парень из моей группы: дескать, я любовница Баринова, делала от него аборт, а пощечину ему дала за то, что он отказался на мне жениться, а не женился он, в свою очередь, потому, что я шлюха… Мерзость! Нет, не осталось у меня добрых чувств по отношению к Alma Mater.

Конечно, ни о какой карьере после этого и речи быть не могло, причем мне не светило приличное место даже в Москве — о какой загранице могла идти речь! Оставалось только пойти учителем в среднюю школу — и это после переводческого факультета! Мне собирались к тому же сделать еще одну гадость: я прознала через сочувствовавшую мне секретаршу из деканата, что меня собираются засунуть по распределению в какую-то Тмутаракань, и вовремя подсуетилась — достала справку о болезни мамы, а так как я была ее единственным чадом и вообще единственным членом семьи, то деканатская комиссия удовлетворилась тем, что направила меня учителем французского в маленький поселок возле Мытищ, сорок пять минут на электричке с Ярославского вокзала. Я целый год там отработала, и это был самый тяжелый год в моей жизни. После того как, воюя с малолетними хулиганами, я прямо на уроке сломала парту, директриса согласилась меня отпустить подобру-поздорову. Учительница из меня вышла аховая. Мне совсем неинтересно было учить шалопаев, которым что французский, что эскимосский — все едино. К тому же я не выносила шума, который производят собранные вместе двадцать детей, даже если они и стараются вести себя тихо. Уйдя из школы, я пыталась найти себе интересное место по специальности, но это было бесполезно — слишком я подпортила себе анкету. Тогда я перестала биться лбом о стенку и поступила на вечерний психфак, о чем никогда не жалела. Но все это было позже. А из комсомола я выбыла по собственной воле и без скандала: просто за неуплату членских взносов.

Ни с Лерой, ни с Бариновым я после окончания института не встречалась; я слышала только, что Лера так и не вышла замуж, хоть и защитила диссертацию. Конечно, никакие моральные соображения не помешали бы ей нанять рэкетиров, чтобы меня изуродовать, но зачем, если она и так когда-то уже расправилась со мной, и очень успешно? В конце концов, это было уже десять лет назад… Интересно, в какой партии ныне состоит Баринов? Скорее всего громогласно защищает моральные принципы современного капитализма… Нет, столько времени с тех пор утекло, эти мои враги уже в далеком прошлом.

Кто же еще может ненавидеть меня так сильно, чтобы решиться на физическую расправу? Многие женщины меня не любят и завидуют мне, но не до такой же степени! До знакомства с Марком я вела себя как синий чулок: я была настолько не уверена в своей женской привлекательности, что предпочитала вести с мужчинами умные разговоры и слыла книжным червем. Жизнь с Марком совершенно меня изменила: я избавилась от своих комплексов и научилась нравиться мужчинам. Сейчас это моя вторая натура, я сознаю, что даже по телефону говорю с мужчинами совершенно иным тоном, нежели с женщинами. Я прекрасно отдаю себе отчет, что это в основном заслуга Марка и я должна быть ему вечно благодарна. Но как только я осознала свою привлекательность и это почувствовали окружающие, как меня вдруг невзлюбили представительницы одного со мной пола. Впрочем, слово «вдруг» тут неуместно, такого и следовало ожидать… Но факт остается фактом — женщины меня не любят, за очень редкими исключениями.