Я прислушалась к себе — обидно, да, но не больно! Я даже ткнула себя в левую сторону груди — нет, не больно. Я уже это пережила.

Катя с беспокойством следила за мной. Убедившись, что я не изменилась в лице, она продолжала:

— Я бы на твоем месте не стала расстраиваться. Тебе следовало бы выгнать его давным-давно! Ты же всегда знала, что это не вариант!

Я вдруг расхохоталась и с трудом смогла, обращаясь к недоумевавшей Кате, выдавить из себя:

— Это не истерика! Представь себе, что это за вариант для дочери академика!

Катя тут же прыснула. Действительно, трудно было представить себе более придирчивого к ухажерам дочерей отца, чем академик Далакян. Далакяны были обрусевшими армянами и очень интеллигентными людьми. Но это не мешало им сохранять в семье некоторые патриархальные традиции, в частности, претенденты на руку дочерей (а их было трое) должны были получить полное и безусловное одобрение главы семейства. Девочки были хорошо воспитаны, послушны, не чурались никакой работы и помыслить не могли о том, чтобы скрывать что-то от родителей. Катя училась вместе с Машей Далакян, старшей дочерью академика, и поддерживала с ней приятельские отношения. Какие невероятные усилия должен был приложить Петя, в каком выгодном свете себя представить, чтобы заслужить право положить руку на плечо Аниты! Или ему удалось расшатать ее моральные устои?

Когда мы отсмеялись, Катя посерьезнела и заявила:

— Прекрасно, что ты это так воспринимаешь. Давай поставим крест на прошлом. И в знак того, что ты покончила с прежними увлечениями и заблуждениями, давай я тебя постригу! Новую жизнь надо начинать с новой прически!

Я хотела прокомментировать — если она будет, эта жизнь, но промолчала. Зачем думать о грустном? Катя давно мечтала меня постричь, но я все не давалась ей в руки. В те тяжелые времена, когда Женя был еще научным сотрудником, она окончила курсы парикмахеров, чтобы хоть у одного члена семьи был верный заработок. Много она не заработала — клиенты ее были сплошь такие же нищие интеллигенты, как и они сами. Но зато теперь Катя всей душой отдавалась любимому занятию — она стригла и завивала всех родственников, друзей и просто знакомых. Несмотря на мои протесты, Катя поволокла меня в ванную, заставила вымыть голову, расчистила место на кухне и принялась священнодействовать. Через час она поднесла к моему носу зеркало; я действительно узнала себя с трудом. Волосы мои, ниспадавшие до плеч, были уложены в каре: лицо приобрело немного другое выражение — чуть более современное, что ли. Я долго рассматривала свое отражение, решая, нравится мне это или нет: вздохнув, решила, что скорее да. Все равно теперь ничего не поделаешь — до прежней длины волосы надо теперь отращивать несколько месяцев.

Катя же была явно удовлетворена творением своих рук. Потом мы с ней пообедали, погуляли с малышом в Битцевском парке — дождь, ливший с утра, перестал, и дышалось как-то по-особенному легко, снова попили чай… Я бы осталась у нее еще надолго, но побоялась поздно возвращаться домой, поэтому уехала засветло. Когда я подходила к своему дому, на меня напала неприятная дрожь, лифта я ждать не стала, а поднялась по лестнице, пристально вглядываясь в темные углы, ручку своей двери чуть ли не обнюхала, но все обошлось благополучно.

Я чувствовала себя свежей, полностью отдохнувшей и готовой к бою. Где вы, киллеры, посмотрим еще, кто кого! Телефон Генки Катя обещала достать, значит, остается только связаться с Сережей Крутиковым. Я вытащила свои старые записные книжки и принялась за поиски нужного номера. Пока я была замужем за Марком, мы довольно часто виделись с его старшим братом.