— Бѣгать тебя никто отъ него не заставляетъ, а вѣдь у васъ сейчасъ какія-то хожденія подъ-руку начинаются. Просто удаляйся отъ него.

— Я не понимаю, что вы находите худаго въ хожденіи подъ руку.

— А то, что это не балъ. Дѣвушка не должна быть наединѣ съ мужчиной и не должна съ нимъ перешептываться.

— Однакоже, когда Корневъ взялъ меня подъ руку, вы ничего про это не говорили.

— Корневъ и Плосковъ! Вѣдь это-же, я думаю, мать моя, ты сама знаешь, что такая разница, какъ небо и земля. Впрочемъ, ежели ты такъ будешь говорить, то я тебя и совсѣмъ не пущу на репетицію. Оставайся дома!

— Да я что-же?.. Я ничего не говорю… смущенно пробормотала Люба.

— Дай мнѣ слово, что ты не будешь съ этимъ Плосковымъ наединѣ…

Люба пожала плечами и отвѣчала:

— Ну, хорошо… Ну, извольте…

Любѣ дали кучера. Она поѣхала на репетицію безъ сопровожденія горничной, но на своей лошади… Провожая Любу, Дарья Терентьевна опять сказала:

— Да не засиживайся тамъ на репетиціи, а скорѣй домой… Ты даже вотъ что… Ты попроси этого офицера, чтобы ваши пьесы первыми отрепетировали. Кончишь репетицію и поѣзжай домой. Лучше всего скажи объ этомъ Корневу. Онъ устроитъ.

— Да хорошо, хорошо.

Какъ изъ тюрьмы выскочила изъ дома Люба. Чувство, что она ѣдетъ на репетицію одна, что за ней не будутъ слѣдить, наполняло ея сердце довольствомъ. Когда она пріѣхала на репетицію. актеры опять были уже всѣ въ сборѣ. Быть въ своемъ любительско-актерскомъ кружкѣ имъ очень нравилось и они собрались далеко еще ранѣе назначеннаго часа. Когда Люба только еще вошла въ зало, къ ней тотчасъ же двинулась на встрѣчу Кринкина. Вѣчно находящійся при ней гимназистъ Дышловъ пошелъ было за ней, но она отогнала его отъ себя, что Люба очень явственно видѣла.

— Здраствуйте, душечка, привѣтствовала Любу Кринкина и разцѣловала ее, не снимая съ носа золотаго пенснэ. — Сегодня вы безъ maman? Ну, это, знаете, даже и лучше. Вообще эти maman на репетиціи какъ-то лишнія. Онѣ стѣсняютъ все общество и ужъ тогда настоящаго неподдѣльнаго веселья среди любителей не бываетъ. Вы не обидьтесь, что я вамъ такъ прямо про это говорю, но я всегда откровенна. Пойдемте… Сейчасъ можно и «Которая изъ двухъ» начать репетировать.

Онѣ стали подвигаться къ режиссерскому столу, за которымъ сидѣлъ Луковкинъ.

— Кого вы ищете глазами? — спросила Кринкина Любу, улыбаясь. — Не ищите, его нѣтъ здѣсь. То есть онъ былъ, но ушелъ и скоро опять придетъ.

— Я никого не ищу… смущенно проговорила Люба.

— Не притворяйтесь. Никто такъ легко не угадываетъ, что творится въ сердцахъ влюбленныхъ, какъ я. Это ужъ моя особенность. Вы ищете мосье Плоскова, но мосье Плосковъ пошелъ покупать колбасу, ветчину и сыръ къ чаю. Сегодня его очередь угощать насъ. Впрочемъ, онъ сейчасъ вернется. Ахъ, нужно было видѣть, какъ онъ ожидалъ у входа вашего прибытія! Но мы, жестокосердныя, послали его въ колбасную лавку за провіантомъ къ чаю. Ожидая васъ, онъ какъ основу сновалъ около входной двери, какъ маятникъ стѣнныхъ часовъ мотался. О, любовь великое дѣло!

Слушая эти слова, Люба покраснѣла и потупилась. Сердечко ея билось усиленно.

— Михаилъ Иванычъ! Вотъ и Любовь Андреевна пріѣхала. Пьесу «Которая изъ двухъ» можно начинать, обратилась Кринкина къ режиссеру.

— Какъ-же, какъ-же… Чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше, засуетился Луковкинъ, поздоровался съ Любой и захлопалъ въ ладоши, сзывая участвующихъ на сцену.

— А Корнева нѣтъ? спросила Люба.

— Не пріѣхалъ. Онъ предупредилъ, что пріѣдетъ поздно. У нихъ въ Мукосѣевскомъ кружкѣ сегодня своя репетиція, такъ онъ пріѣдетъ къ намъ послѣ той репетиціи.