— Почему ты тогда меня отпустил? — подняла на него глаза девушка.
— Потому что ты мне нравишься, — честно ответил Роман.
Юля откинулась на спинку стула и с вызовом уставилась на охранника:
— У меня дома маленький ребенок, его дневная норма — всего два литра. А что такое два литра в этой жаре? Так что я ничуть не раскаиваюсь!
Роман повертел в руках белоснежную салфетку.
— А что, кроме кражи, других способов нет?
— Ну, почему же, — все так же с вызовом ответила Юля. — Начиная с третьей недели каждого месяца, когда вся моя зарплата уже потрачена на воду, я могу выходить на панель. Говорят, с одного клиента берут по пол-литра.
— Я имел ввиду — помочь совсем некому?
— Совсем, — деланная бравада слетела с девушки.
— Выпьешь? — мягко предложил охранник.
— А давай! — как-то отчаянно тряхнула копной выгоревших волос Юля.
— Два ваших фирменных — акваретто со льдом, пожалуйста, — обратился Роман к официанту.
Хорошо вышколенный, тот ничем не выдал своего удивления, и уже через пару минут на столе оказались высокие, запотевшие хрустальные фужеры, в которых, погружённые в обжигающе-холодную чистую воду, тихо потрескивали крупные кристаллы прозрачного льда. Напиток богов… и богачей.
Оторопевшая, Юля взглянула на своего спутника так, словно увидела в первый раз.
— Спасибо, — наконец, тихо произнесла она: — Роман, как ты оказался в гидрохране?
— Как все, — пожал плечами он. — Пришел в рекрутский центр…
— Да нет, — перебила его Юля. — Почему? Почему ты пошел туда? Ты не похож на…
— На мерзавца и подонка? — закончил Роман за нее и покачал головой. — Тебе, может, в это сложно поверить, но гидрохрана состоит вовсе не из таких.
— Я знала только таких, — едва слышно возразила девушка.
— Да никого ты не знала, — махнул рукой Роман. — Откуда ты могла знать? Стоит только человеку одеть форму — и всё, он для всех как-будто умирает. А почему? Работа как работа.
— Работа против людей.
В ответ Роман лишь вздохнул — эту стену ему не разрушить и не преодолеть. Медленно сделал глоток ледяного акваретто и неожиданно для себя впервые в жизни захотел вдруг что-то объяснить.
— Мой отец погиб в войне за Байкал, — тихо начал Роман. — Мама не успела его даже похоронить, бежала со мной за Урал. Потом мы оказались в Подмосковье. Через несколько лет водонапорную башню района захватила вооруженная банда, и раздача питьевой воды прекратилась. Гидрохрану тогда всю стянули на оборону Можайского водохранилища, помочь было некому. Когда же, наконец, охранники приехали и выбили бандитов из башни, мы все уже больше двух недель пили неочищенную воду изо рвов, что остались после торфяных разработок. Многие подхватили инфекцию; моя мама тоже заразилась дизентерией и умерла от осложнения. Тогда-то я и решил пойти в гидрохрану. Хотел, чтобы то, что случилось в нашем поселке, больше нигде и никогда не повторилось. Хотел, чтобы каждый получал причитающуюся ему норму воды. Хотел… хотел помогать людям, — закончил он и криво усмехнулся.
"Хотел помогать людям — но почему-то стал их врагом", — невысказанная фраза комом стояла у него в горле.
Юля же сосредоточенно смотрела мимо него и молчала.
В сгустившихся сумерках зажглись уличные фонари, на землю легли четкие тени их столбов. Одна из теней упала на столик, ровно посередине — словно стремилась обозначить границу между двумя сидящими за ним…
Шедшая из крана вода была откровенно соленой; водоподготовка не справлялась с объемами потребления и из пяти стадий очистки — осветления, умягчения, обессоливания, удаления газов и улучшения органолептических свойств, едва ли прогоняла воду через две. |