Что же касается Панкера, то его активный интерес к музыке Майка и Гребенщикова возник после покупки катушки «Все братья – сёстры», а к осени 1981 года перерос в плотное сотрудничество. В частности, Панкер рулил звуком на дебютном концерте «Зоопарка» в Москве, а до этого – во время выступлений Майка в ленинградском рок клубе. На первом концерте «Кино» в зале на Рубинштейна Гудков внезапно выскочил на сцену с саксофоном, хотя толком не умел на нём играть.

«Такие ансамбли, как “Аквариум” и “Зоопарк” стали популярны в Москве гораздо раньше, чем в Питере, – рассказывал Панкер. – А у нас в городе многие молились на “Россиян”, лидер которых Жора Ордановский выглядел на общем тусклом фоне настоящей рок звездой. Также особым авторитетом у музыкантов пользовались группы, у которых на сцене стояла гора самопальных колонок. А у “Аквариума” и “Зоопарка” своей аппаратуры не было, поэтому они находились на периферии массового сознания. Рок клубовские музыканты «старой школы» относились к ним слегка презрительно, словно к каким нибудь ебанатам».

Это был показательный момент, поскольку, несмотря на локальную популярность «Аквариума», его участники продолжали находиться в энергетическом вакууме. Даже в андеграундных кругах многие относились к их творчеству противоречиво.

«Естественно, что на ленинградской рок сцене “Аквариум” стоял несколько особняком, – вспоминал позднее Лёша Рыбин в книге “КИНО с самого начала”. – Хард рокеры терпеть его не могли, называя “соплями”, “эстрадой” (!) и так далее. Они говорили, что БГ – педераст и мудак, ворует чужие стихи, чужую музыку и вообще чуть ли не стукач. Пожалуй, никто из музыкантов ни за какой поступок – ни за кражу денег, ни за нечистоплотность в любовных делах – не вызывал у хард рокеров такой неприязни, как Гребенщиков. Просто за факт своего существования, просто за то, что был здоровым человеком среди калек».

***********************************************

После переезда на улицу Софьи Перовской степень культуртрегерской активности лидера «Аквариума» стала расти с космической скоростью. Борис успевал сотрудничать не только с музыкантами «Кино» и «Зоопарка», но и с редакцией «Рокси», художниками авангардистами, джазменами и будущими «митьками». В какой то момент его жилище превратилось в один из центров ленинградской субкультуры.

«Борис и Люда наполнили свою комнату иконами и витражами, зеркалами и бисером, пустыми бутылками от ликёра, плакатами Боба Марли и картинами русских демонов, – рассказывала Наоми Маркус. – Здесь не было телефона и горячей воды, но зато они жили в самом центре города. Вид с крыши на голубые каналы и золотые шпили напоминал акварель. Чтобы забраться на крышу, нужно было на цыпочках пройти через кухню, вежливо кивая одетым в халаты и тапочки соседям, которые жарили яйца или ели варенье. Затем мы влезали на батарею и через окно – на крышу».

Как известно, квартира БГ располагалась на последнем, седьмом этаже. Лифта в доме не было, и чтобы добраться до заветной двери с музыкальными инструментами в руках, была необходима определённая сноровка. Но в данном случае игра стоила свеч.

«На кухне у Бориса постоянно собиралась большая компания друзей, – вспоминала впоследствии Людмила Харитоновна.