– Ну хорошо.
Тома Вассер, кажется, принял решение. Он выпрямился, положил руки перед собой на стол, ладонями вниз. Не глядя на полицейских, он спросил:
– Может быть, вы объясните мне наконец, что я здесь делаю?
Теперь его голос звучал уверенно, почти повелительно. Камиль поднялся. Рисунки, уловки и намеки были отложены в сторону. Он подошел к Тома Вассеру и остановился прямо перед ним:
– С какого возраста вы начали насиловать Алекс?
Тома поднял голову:
– Ах так вот в чем дело! – Он улыбнулся. – Что же вы раньше не сказали?
В детстве Алекс вела дневник, правда урывками. По нескольку строчек с долгими перерывами. Она даже не всегда писала в одной и той же тетради. Их было несколько, даже не сложенных вместе, а разбросанных среди прочих вещей, которые она выбросила в мусорный контейнер. Черновая тетрадь, заполненная всего на треть; блокнот в твердой обложке с галопирующей лошадью на фоне восходящего солнца…
Детский почерк.
Камиль прочел только это: «Тома приходит в мою комнату. Почти каждый вечер. Мама об этом знает».
Тома поднялся:
– Хорошо. Теперь, господа, если вы позволите…
Он сделал несколько шагов.
– Я не думаю, что это закончится так просто, – сказал Камиль.
Тома обернулся:
– Ах вот как? И чем же это закончится, по‑вашему?
– По‑моему, вы сейчас сядете на место и продолжите отвечать на наши вопросы.
– По поводу чего?
– По поводу ваших сексуальных отношений с вашей сестрой.
Вассер перевел взгляд с Луи на Камиля и с поддельной обеспокоенностью спросил:
– А в чем дело? Она подала жалобу?
На сей раз он явно издевался.
– Да вы шутники, право же! Я не собираюсь с вами откровенничать на эту тему, я не доставлю вам такого удовольствия!
Он скрестил руки на груди и слегка склонил голову набок, словно артист в поисках вдохновения. Наконец он решил избрать доверительный, слегка игривый тон:
– По правде говоря, я очень любил Алекс. В самом деле, очень любил. Невероятно. Это была очаровательная девочка. Вы даже не представляете, до какой степени. Немного худенькая, с неправильными чертами лица, – но в то же время такая очаровательная. Такая нежная. Ей просто требовалась твердая рука, вы понимаете. И побольше любви. Маленькие девочки – они такие.
Он обернулся к Луи и, широко разведя руками, добавил:
– Как вы уже сказали, я в некотором смысле заменил ей отца!
После чего с довольным видом снова скрестил руки на груди:
– Итак, господа, Алекс подала жалобу на изнасилование? Вы можете представить мне копию?
55
Согласно подсчетам Камиля, которые он сделал, проведя некоторые хронологические сопоставления, – когда Тома начал «приходить в комнату» своей сводной сестры, Алекс не исполнилось одиннадцати лет. Ему стукнуло семнадцать. Чтобы добиться этого результата, пришлось построить немало гипотез и умозаключений. Сводный брат. Защитник. И насильник одновременно – настолько все вывернуто наизнанку в этой истории… И меня еще упрекают в жестокости, с горечью подумал Камиль.
Он вернулся к Алекс. Среди ее вещей сохранилось несколько фотографий того периода, но без дат. О датах можно лишь догадываться по каким‑то деталям (машинам, одежде) и по внешности самой Алекс – от одной фотографии к другой она взрослела.
Камиль снова и снова думал об этой семейной истории. Мать, Кароль Прево, сиделка, вышла замуж за Франсуа Вассера, типографского рабочего, в 1969 году. Ей было двадцать. Тома родился в том же году. Муж умер в 1974‑м. Сыну тогда было пять лет, и, скорее всего, у него почти не сохранилось воспоминаний об отце. |