Он слегка нахмурился.

– Мы не нашли никаких клинических подтверждений этих сведений. Алекс никогда не лежала в психиатрической больнице, никогда не находилась под наблюдением…

– Я не говорил, что она сумасшедшая! Просто неуравновешенная!

– Но отсутствие отца…

– Прежде всего – собственный характер. Уже в детстве ей не удавалось ни с кем подружиться, она была замкнутая, одинокая, мало говорила. К тому же ей не хватало последовательности.

Луи сделал знак, что понимает. Поскольку собеседник никак на это не отреагировал, он предположил:

– Она нуждалась в опеке…

Трудно было понять: это вопрос, утверждение или просто замечание? Тома Вассер предпочел услышать это как вопрос.

– Совершенно верно, – ответил он.

– И одной только матери оказалось недостаточно.

– Мать не может заменить отца.

– Алекс говорила о своем отце? Я имею в виду – она расспрашивала о нем? Она хотела его увидеть?

– Нет. У нее было все, что нужно.

– Вы и ваша мать.

– Моя мать и я.

– Любовь и власть.

– Да, если угодно.

Дивизионный комиссар Ле‑Гуэн взял на себя судью Видара. Он фактически превратился в живой щит между судьей и Камилем, он делал для этого все, проявляя выдержку, упорство и терпение. Судья, конечно, тот еще типчик, о нем можно сказать много нелестного, но Камиль в последнее время стал просто невыносим. Вот уже много дней, начиная с самоубийства девушки, он был на взводе и постоянно срывался. Он уже не тот, что прежде, с ним совершенно невозможно работать, он явно не на своем месте в сложном, масштабном расследовании. Таково было негласное мнение всех его коллег – история девушки, прикончившей за два года шесть человек, да еще таким варварским способом, конечно, привлекла всеобщее внимание, а Камиль явно не успевал за событиями – он всегда был на шаг позади, вплоть до самого конца.

Ле‑Гуэн еще раз перечитал заключительные выводы из недавнего отчета Камиля. Последний раз они виделись час назад. Комиссар спросил:

– Ты уверен, что удар попадет в цель?

– Абсолютно.

Ле‑Гуэн кивнул:

– Ну, раз ты так говоришь…

– Если тебя это больше устроит, я могу…

– Нет‑нет, – поспешно перебил его Ле‑Гуэн, – я сам этим займусь! Я встречусь с судьей и все ему объясню. Буду держать тебя в курсе.

Камиль поднял руки, словно сдаваясь.

– Но все‑таки, Камиль, признайся: за что ты взъелся на судей? Постоянно какие‑то конфликты! Можно подумать, это сильнее тебя.

– Ну, об этом тебе лучше спросить у судей.

На самом деле Ле‑Гуэн хотел спросить о другом: может быть, это маленький рост заставляет Камиля постоянно конфликтовать с властью?

– Значит, с Паскалем Трарье вы познакомились в коллеже.

Тома Вассер резко выдохнул воздух, словно хотел погасить свечу где‑то на потолке. Он все сильнее проявлял нетерпение. Этот выдох, очевидно, заменял утвердительный ответ с дополнительным подтекстом: ну да, да, переходите уже к следующему вопросу.

На сей раз Луи не стал делать вид, что перечитывает досье. У него и так было преимущество: он уже допрашивал этого человека месяц назад.

– Тогда вы мне говорили: «Если только Паскаль не вешал нам лапшу на уши насчет своей подружки, какой‑то Натали… Ну надо же, в кои‑то веки у него хоть кто‑то появился!»

– И?..

– И сегодня мы знаем, что эта Натали на самом деле – ваша сестра Алекс.

– Вы‑то сегодня знаете, а я в те времена об этом даже не подозревал…

Поскольку Луи молчал, Вассер счел нужным продолжить:

– Вы знаете, Паскаль был, что называется, не семи пядей во лбу… Девчонок у него никогда особо много не было… да и то, я думаю, он больше хвастался.