|
И думал Али Саргонович о том, что вот отпразднуют они великий день, а двенадцатого мая улетят в Прагу, где в это время цветет сирень и плывут по широкой Влтаве речные пароходики. О Праге он слышал много хорошего, но бывал там лишь в мечтах. Этот город был не похож на пыльный душный Каир с его пирамидами и нищими, на Багдад, где по улицам разъезжали военные патрули, на Тегеран, придавленный законом шариата, на Стамбул, Анкару и другие столицы Востока, посещенные Бабаевым. В любом из этих городов, даже самом красивом и богатом, он не чувствовал себя в безопасности, он не отдыхал в них, не жил, а работал. Другое дело, Прага… цветущая сирень, собор святого Вита, Карлов мост и пивная, где бравый солдат Швейк сдувал с кружки белую пену… Посмотреть бы на это! И показать любимой зарбану!
Он не оставил ее в одиночестве и надеялся, что Нина скучать не будет. Вересова переселилась в его квартиру и обещала с Нины глаз не спускать, ходить с ней по музеям и выставкам, по бутикам и магазинам – словом, куда захочет афсунгар. На них обеих возлагались важные обязанности: выгуливать Кабула, кормить рыбок и приготовить к возвращению Бабаева харчо – по рецепту, оставленному Гутом. Али Саргонович уже предвкушал, как сядут они вчетвером за стол с дымящейся супницей, как Нина разольет по тарелкам харчо, и как будет славно – он с женой, и Гут, сын и помощник, с хорошей девушкой… Чем не семья! Самолет начал спускаться, замелькали утесы в снегу, затем появился ровный участок с двойной шеренгой огоньков. Взлетно-посадочная полоса, решил Бабаев. Ахматский приник к иллюминатору и, потирая поясницу – должно быть, еще побаливала, – сказал: – Удивительно, никаких строений! Мне казалось, что тут должен быть поселок, и не маленький! Ассигнования идут такие, что можно три тысячи народу прокормить! – Вон, глядите! – Сердюк ткнул в иллюминатор пальцем. – Вон какой-то гриб под снегом! На блиндаж похоже. А рядом вроде бы склады… Но домов и в самом деле нет. – Поселок может находиться в стороне от аэродрома, – заметил Бабаев. – На военных базах так строят. В целях безопасности. Самолет тряхнуло – летчики выпустили шасси. Навстречу ринулась белая полоса, обнесенная огнями, колеса соприкоснулись с ней, взвыли турбины, замедляя стремительный бег, порыв ветра бросил в иллюминатор горсть снежинок. В салон вошла бортпроводница и улыбнулась пассажирам. Потом улыбнулась еще раз – отдельно Бабаеву. – С прибытием! По рации сообщили, что вас уже ждут. Машина замерла у покрытого снегом бетонного купола, который и правда был похож на огромную грибную шляпку. Там, у широких дверей, топтались три фигуры в шапках, шубах и унтах. Шапки были надвинуты по самые брови, шубы распахнуты, и Бабаеву показалось, что под ними сверкают пуговицы на офицерских кителях. Послышались голоса пилотов, затем опустилась крышка люка, превратившись в трап. В салон ворвался холодный воздух, прошелся по лицам студеными пальцами. Помощники, сидевшие сзади, поднялись и стали собирать багаж, сумки да чемоданы. Стюардесса пригласила к выходу, заметив: – На улице теплынь, минус восемнадцать. И ветерок слабый. Повезло! Шестеро пассажиров сошли на заснеженную землю, твердую, как камень. Возможно, эта поверхность и была камнем – диабазовый монолит, промороженный, как мнилось, до самого центра планеты. Налетел ветер, едва не сбил с ног Ахматского. Бабаев, обхватив физика за плечи, потащил к двери в бетонный купол. Мужчина в шубе помог ему, принял Ахматского с рук на руки и запихнул под защиту стен. Потом сказал сочным басом: – С прибытием! На краю света даже инспектор – желанный гость! Эй, а этот что делает? Али Саргонович оглянулся: Гутытку, опустившись на колени, целовал снег. Кажется, плакал – на его щеках блестели ледяные дорожки. |
