ТАК КАК он не смог убедить народ и получил приказ о выступлении, он
отправился с двумя другими стратегами, имея немногим менее ста сорока триер,
пять тысяч сто гоплитов, около тысячи трехсот лучников, пращников и
легковооруженных, а также немалое количество всякого снаряжения. Высадившись
в Италии и взяв Регий, Алкивиад высказал свое мнение о том, каким способом
надлежит вести войну. Никий возражал ему, Ламах же присоединился к этому
плану. Алкивиад, отплыв в Сицилию, взял Катану, но не смог совершить более
ничего, так как в это время был вызван афинянами для разбора дела. Как уже
было сказано, сначала Алкивиаду были предъявлены только неубедительные
подозрения и обвинения на основании показаний рабов и метэков, но затем
враги в его отсутствие стали еще ожесточеннее нападать на него и
присоединили к поруганию герм также и профанацию мистерий, утверждая, что и
то и другое исходило из заговора, направленного к государственному
перевороту. Афиняне заключили в тюрьму без суда всех обвиненных по этому
делу и раскаивались, что они не вынесли решения о привлечении к суду и не
осудили Алкивиада за такие преступления еще до его отъезда. Народ переносил
свой гнев против Алкивиада на всех его родных, друзей и знакомых,
попадавшихся на глаза. Фукидид не называет имена доносчиков на Алкивиада,
другие же упоминают в их числе Диоклида и Тевкра, как, например, комический
поэт Фриних в следующих стихах:
О милый мой Гермес, остерегись, чтоб ты,
Упав, не потерпел вреда, возможность дав
Второму Диоклиду злой донос писать.
И в другом месте:
Умолкну я - ведь не хочу, чтоб за донос
Пришлец-разбойник Тевкр награду снова взял.
К тому же доносчики не могли показать ничего ясного и неоспоримого.
Так, один из них на вопрос, как смог он узнать лица осквернителей герм,
отвечал: "При лунном свете". В этом он сбился, так как во время происшествия
было новолуние. Это возмутило всех рассудительных людей, но народ не стал
меньше доверять доносам; наоборот, принимал их с прежней горячностью и
бросал в тюрьму всякого, кого бы ни оклеветали.
XXI. СРЕДИ тех, кто был заключен в это время в тюрьму и ожидал
расследования, находился оратор Аидокид, которого историк Гелланик причислил
к потомкам Одиссея. Этот Андокид слыл за человека, ненавидящего демократию и
настроенного олигархически. Вот что заставляло больше всего подозревать его
в изувечении герм: около его дома находилась большая герма, воздвигнутая в
качестве приношения филы Эгеиды и оставшаяся почти единственной
неповрежденной из числа наиболее известных. |