Изуродование герм (у
большей части их в одну и ту же ночь были отбиты выдающиеся части) испугало
многих, даже из числа тех, которые обычно пренебрегают подобными приметами.
Говорили, что коринфяне, колонистами которых были сиракузяне, совершили это
для того, чтобы из-за предзнаменования произошла приостановка или перемена
решения относительно войны. Но народ не верил ни этим речам, ни тем, которые
полагали, что здесь нет никакой дурной приметы, а считали виновниками
происшедшего необузданных молодых людей, переходящих, как это обыкновенно
бывает под влиянием чистого, не смешанного с водой вина от шуток к буйству.
Гнев и страх заставили их воспринимать случившееся как поступок
заговорщиков, решившихся на серьезное дело: совет и народ, собираясь часто в
течение нескольких дней для рассмотрения этого дела, начали сурово
расследовать все, что внушало подозрение.
XIX. В ЭТО ВРЕМЯ демагог Андрокл представил нескольких рабов и метэков,
которые донесли, что Алкивиад и его друзья еще и в другом случае изуродовали
статуи богов, а кроме того, в пьяном виде пародировали мистерии. Они
говорили, что некто Теодор изображал вестника, Политион - жреца-факелоносца,
а Алкивиад - иерофанта; остальные друзья также присутствовали; их посвящали
в мистерии и называли мистами. Все это было включено в жалобу Фессала, сына
Кимона, обвинявшего Алкивиада в поругании Деметры и Коры. Андро<кл, злейший
враг Алкивиада, подстрекал возмущенный и негодующий против Алкивиада народ.
Сторонники последнего сначала встревожились; однако, узнав, что матросы,
которые должны были плыть в Сицилию, как и сухопутные войска, ему преданы, и
услышав, что тысяча гоплитов из аргивян и мантинейцев говорят открыто, что
они отправляются в далекий поход за море только из-за Алкивиада и в случае
какой-либо несправедливости по отношению к нему тотчас повернут назад, они
ободрились и в назначенный день явились, чтобы выступить с защитой; это
вызвало беспокойство их врагов, которые опасались, чтобы народ не стал более
снисходительным к Алкивиаду, нуждаясь в нем. Чтобы воспрепятствовать этому,
враги Алкивиада пустились на хитрость; некоторые из ораторов, не считавшиеся
врагами Алкивиада, но ненавидевшие его не меньше, чем открытые противники,
выступили перед народом, говоря: "Нелепо было бы, чтобы человек, выбранный
полновластным стратегом таких крупных сил, теперь, когда войско и союзники
уже готовы к выступлению, терял драгоценное время, ожидая, пока окончится
жеребьевка судей и судебная процедура, отмеряемая водяными часами. Итак,
пусть он теперь отплывает в добрый час, а после окончания войны явится сюда,
чтобы защищаться согласно тем же законам". От Алкивиада не скрылся коварный
характер этой отсрочки; он выступил и сказал народу, что было бы
возмутительным посылать его во главе таких больших сил с тяготеющим на нем
недоказанным обвинением. Если он не сможет защититься, его следует казнить,
если же он оправдается, то сможет выступить против врагов, не опасаясь
доносчиков.
XX. |