Первою он поцеловал
мать и долго держал ее в своих объятиях, затем жену и детей. Он не мог
сдержать слез, не дать воли ласкам - его чувство унесло его, как поток.
XXXV. НАКОНЕЦ он удовлетворял ему вполне. Заметив, что мать хочет с
чем-то обратиться к нему, он окружил себя вольсками, членами военного
совета, и услышал от Волумнии следующее: "Сын мой, мы не говорим ни слова;
но наше платье и незавидная внешность доказывают, какую уединенную жизнь
пришлось вести нам во время твоего изгнания. Подумай теперь - мы
несчастнейшие из этих женщин: судьба превратила самое прекрасное из зрелищ в
самое ужасное - я должна видеть своего сына, моя невестка - мужа
расположившимся лагерем здесь, перед стенами родного города!.. Для других
молитва служит утешением во всякого рода несчастиях и скорбях, для нас она -
страшная мука. Нельзя молить небо в одно время и о победе отечества, и о
твоем спасении, - и в нашей молитве есть все, чем может проклясть нас враг.
Может быть один выбор - твои жена и дети должны лишиться или отечества, или
тебя: я же не стану ждать, пока война решит, какой жребий мне сужден. Если
ты не хочешь послушаться меня и превратить раздор и бедствие в дружбу и
согласие, сделаться благодетелем обоих народов, а не бичом одного из них,
знай и свыкнись с мыслью, что ты нападешь на родной город, только перешагнув
через труп своей матери. Я не должна дожидаться того дня, когда увижу своего
сына или побежденным согражданами, или празднующим победу над отечеством.
Если б я стала просить тебя спасти отечество ценою гибели вольсков, моя
просьба показалась бы тебе несправедливой и трудно исполнимой: нечестно
убивать сограждан, как низко предавать и тех, кто доверился тебе. Но теперь
мы просим тебя только спасти нас от бедствия, что может быть одинаково
спасительно для обоих народов. Для вольсков оно будет еще более лестно,
принесет им больше чести, так как они, победители, дадут нам величайшие из
благ - мир и дружбу, - приняв не меньшее от нас. Если это станет
действительностью, эту честь припишут главным образом тебе; нет - обе
стороны будут упрекать одного тебя. Чем кончится война, неизвестно; известно
лишь, что, если ты останешься победителем, ты будешь духом мести для своей
родины; но, если потерпишь поражение, тебя назовут человеком, ввергнувшим
под влиянием гнева своих благодетелей и друзей в море бедствий..."
XXXVI. МАРЦИЙ слушал, пока говорила Волумния, но не отвечал ни слова.
Она кончила; но он долго стоял молча. Тогда Волумния начала снова: "Сын мой,
что же ты молчишь? - Неужели хорошо давать во всем волю своему гневу и
чувству мести и дурно - уступить в таком важном деле своей матери? Разве ве-
ликий человек должен помнить лишь о причиненном ему зле; разве великим и
честным людям не следует питать чувства признательности и любви за то добро,
которое видят дети от своих родителей? Нет, никто не должен быть благодарен
больше тебя, раз ты так жестоко караешь неблагодарность. |