– Странные, однако, у них были представления о знании, – заметил юноша.

– Предки знали многое, но почему-то считали, что при неумелом применении знание может обратиться против владельца. Это как огонь – может согревать жилище, а может и сжечь его. Предки хотели достичь совершенства во всем, но совершенное знание оборачивается против тебя и превращается в скуку. Мы, их потомки, совершенны. Мы построили гармоничное общество, но мне скучно. Жизнь слишком размеренна, все взвешено, предусмотрено и рассчитано на годы вперед. Ничего не происходит, один день похож на другой. Да и сами мы стали такими похожими друг на друга. Только татуировками и отличаемся.

– Может, ваши предки были правы, – сказал Алладин, задумчиво глядя на кольцо.

Его так и подмывало протянуть руку и сорвать его с прелестной головки принцессы Калираны. Но силой кольцо отобрать было нельзя. Огерт говорил, что талисман можно получить только в дар, иначе последствия будут непредсказуемы и очень печальны. Владелец должен отдать свое кольцо сам, по доброй воле. Но ждать от принцессы бескорыстного подарка не приходилось.

– И часто ты это колечко надеваешь?

– Нет, – поморщилась Калирана. – Оно не очень подходит к моей татуировке.

– Татуировки у вас вроде одежды? – спросил юноша, не отрывая взгляда от волшебного талисмана.

– А что такое одежда? – спросила принцесса. – Ты говоришь о набедренных повязках?

– Нет, – ответил Алладин. – Я говорю о пышных одеяниях из разноцветных тканей, которые можно изготовить на ткацком станке. Это своего рода волшебство...

Глаза принцессы Калираны загорелись интересом: ресницы затрепетали, пальцы нервно пробежались по нитям основы. Алладин с радостью обнаружил, что случайно разжёг любопытство принцессы. Не теряя времени, он принялся раздувать занявшееся пламя.

– Мой отец был сапожником и дружил с портным, жившим на соседней улице, – сказал он. – Ещё мальчишкой я часто присутствовал при их разговорах о великой магии, непредсказуемой, вечно изменчивой – о магии моды...

Алладин пристроился на деревянной скамье рядом с Калираной и вдохновенно начал рассказывать о великой силе моды, способной всецело завладеть женским сердцем.

Около часа ушло на описание техники изготовления тканей из козьей, овечьей и верблюжьей шерсти и пуха, на тонкости искусства шерстобита, тонкопряхи и ткачихи. Ещё полчаса пришлось потратить на краткий экскурс в историю. Алладин вскользь обрисовал контуры хитонов, тог, балахонов и хламид, в которых разбирался слабо, быстро пробежался по японским кимоно и индийским сари и, наконец, медленно и обстоятельно поплыл по реке восточной моды.

Халаты с подрезными бочками и халаты на прямой кокетке, шёлковые блузки с рельефами, с рукавами реглан и сборками у выреза для шеи, тканые платья с отделочными кантами, платья-сарафаны, жилеты, пелерины, юбки, фартуки...

Раскрасневшаяся от возбуждения принцесса вскрикивала и стонала, вскакивала из-за стола и бегала из угла в угол, но очень скоро вошла во вкус и начала задавать вполне осмысленные вопросы. Больше всего её заинтересовала отделка стояче-отложных воротничков и выкройка рукавов с буфами по окату.

Алладин исчертил все стены головешками от факелов и начал уже переходить от многообразия фасонов верхней одежды к необозримому множеству моделей одежды нижней. Он совершенно охрип, но мог с уверенностью утверждать, что его слушательница уже могла на равных общаться с любой багдадской модницей.

– Алладин, а если рукав «фонарик» и полустоячий воротник? – внесла принцесса очередное предложение.