Он поднялся, Элеонора тоже встала и полуобняла его, положив руки на плечи.

– Если не считать отца, ты – первый мужчина, делающий мне добро и ничего не просящий взамен.

– Как это? Через тебя намерен получать долю от криминала в советской торговле. Я – не просто твой лучший друг, Эля. Гораздо больше. Я – твой соучастник в преступной деятельности.

Её лицо было очень близко. Наверно, рост девушки – максимум 178 сантиметров, в общем – умеренно, она такая же или чуть ниже Егора, если не злоупотреблять каблуками, возносящими на баскетбольную высоту.

– Я тебе верю. И одновременно немного боюсь. Ты непонятен мне. Даже не тем, что не пытаешься затащить меня в койку. Вообще… другой. Вроде юрист, из следственного отделения РОВД. Но о хождении на грани закона и даже за гранью говоришь столь легко… И не только.

– Там, где я воспитывался, совсем другие представления о частнопредпринимательской деятельности, прибыли, свободных деньгах. Только, прошу тебя, никого не убивай, не торгуй детьми, наркотиками и оружием, хорошо?

– Да… Что дальше?

Она не убирала руки.

– Тебя вызовут и всё объяснят, чего я не досказал. А мне позволь удалиться. У меня сегодня ещё одна встреча, очень нужная.

– Заходи. По делу и как угодно. И не считай меня бессердечной, циничной. Я ранимая и сентиментальная. Только после разочарований юности пришлось это запрятать глубоко.

Её прикосновения не прошли бесследно. Настя пришла в ужас:

– От тебя женскими духами пахнет!

– Когда буду пахнуть чужим мужским одеколоном, начинай беспокоиться.

– Противный! – стоя в прихожей и даже не сняв верхнюю одежду, Настя уткнулась ему в грудь. – Мне и так тяжело.

– Раздевайся и проходи, расскажешь. Это новый этап отношений.

– Какой?

– На первом девушка сияет как начищенная бляха на ремне солдата первогодки, какие бы кошки не скребли на душе, потому что мальчики сочувствуют грустным, но предпочитают весёлых. На втором она делится горестями.

– На третьем просит решить все её проблемы, поэтому предусмотрительные парни убегают при первых признаках второго этапа.

Она извлекла из сумки домашние тапки, не приезжавшие на Калиновского в конце сессии. Сейчас они знаменовали ещё один шаг к завоеванию территории.

Всегда остаётся выход – сообщить, что хозяин требует освободить квартиру, обоим вернуться в общежитие, а там видно будет. Иногда так проще, чем честнее сказать: конец.

Но в этот вечер, 1 февраля, Егору совершенно не хотелось заглядывать в неприятные перспективы.

– Знаешь, я соскучился. Хоть не виделись всего то двое суток. Не знаю точно, что у тебя взорвалось в Гродно, но рад, что ты здесь. Располагайся и не уезжай, даже когда общагу проветрят.

– Мама взорвалась.

Больше ничего не объясняя, Настя принялась раскладывать вещи. Кроме сумки с тапочками и кучей мелочей она притащила довольно объёмистый чемодан. Скорее всего, вызывала такси.

– Меня покормили. Ты наверняка голодная. Хочешь, метнусь в гастроном?

– Я кое что взяла с собой. И если не хочешь усугублять студенческий гастрит, позволь мне выбирать продукты и готовить. Конечно, у тебя талоны на спортивное питание…

– Обычная столовка. Только бесплатно. Расскажи про маму, скинь с души.

Настя оставила вещи в покое и уселась на неразложенный диван.

– Особо ничего не произошло. То, что и так все знали, стало очевидным.