Не отрываясь взглядом от крутого серпантина дороги, Штирлиц думал о
том, что всякого рода пересеченность взаимосвязанных случайностей влияет
на человеческие судьбы, а порой и на судьбы государств таким образом, что
нет-нет да и появляется вновь гипотеза о заданной изначальности земного
бытия, о существовании некоего фатума, говоря иначе, рока, определяющего
все и вся на планете, включая тайну рождения личности и закономерность
гибели ее в то или иное мгновение, угодное некоей раз и навсегда
составленной программе.
Если принять эту гипотезу безоговорочно, то, видимо, страдания
л и ч н о с т е й могли быть уменьшены, а то и вовсе сведены к минимуму:
вопрос здесь во времени, ибо если воспитатели человечества взяли бы
гипотезу за истину и посвятили пару столетий ее канонизации, тогда всякая
боль, обида, гнев, ревность, несправедливость, бедность, смерть друга,
голод детей принимались бы людьми как необходимость, сопутствующая
развитию, противиться которой, а уж тем более бороться с ней - занятие
пустое и смехотворное.
История человеческих верований, к счастью, оказалась неподвластной
развитию религий, материализованных как в личностях святых, которые несли
свой крест, так и в именах отцов церкви, считавших страдание проявлением
божественного начала в человеке и посему с легкостью отправлявших на
костры и в темницы всех тех, кто мыслил инако, кто хотел считать м и р
своей собственностью, а з н а н и е той счастливой отличительной
особенностью, которая позволила человеку приручить коня и добыть огонь.
Наивно утверждать абсолютный примат добра или зла, существующих на
земле, считал Штирлиц. Развитие - это постоянная борьба двух этих начал,
будь то старое или новое, доброе или злое, умное или глупое: дурак не
поумнеет, старик не сделается юношей, а кроткий ангел не превратится в
палача.
Видимо, лишь точное определение человеком своего истинного места в
этом постоянном противоборстве может - в конечном итоге - объяснить и
оправдать смысл его существования.
Если отказаться от заманчивой, успокоительной и расслабляющей
гипотезы, позволяющей считать прогресс запрограммированной системой
взаимодействия случайностей, и остановиться на том, что развитие - есть
форма борьбы противоположностей, тогда поступки человека, направленные на
защиту идей, служению которым он себя посвятил, обретают совершенно иной
смысл и даже частный проигрыш так или иначе обернется конечным выигрышем,
поскольку суммарное значение п о с т у п к о в д о б р а рано или поздно
обретет смысл к а ч е с т в е н н о г о абсолюта в извечном сражении с
п о с т у п к а м и з л а.
Выбирая свой путь, Штирлиц - тогда и не Штирлиц вовсе, и не Исаев, и
не Юстас, а Всеволод Владимиров - определил своим главным врагом
венценосную дикость и жандармское варварство. |