Федя явился неожиданно, нарочно не предупредив о дне приезда, чтобы сделать сюрприз.

Отец обнял Федю, расцеловал, чуткими руками пробежал по костюму. И тетя Саша начала целовать — вот уж не любил женских нежностей! — а Клашу сам мимоходом чмокнул.

За столом расспросам не было конца.

— Как ваш майор Боканов поживает? А Семен Герасимович? — спрашивал отец.

— Майор у нас что надо! То есть, — смутился Федя, — замечательный… У курсантов в Ленинграде был. Они в этом году приехать к нам не могут, а вот как звание лейтенантов получат — приедут! Обязательно! А Семен Герасимович, знаешь, как со мной занимался? И занимался, и занимался, и занимался — пока мы не подогнали… У меня по арифметике четверка годовая! — не в силах скрыть гордости, воскликнул он. — Я и пятерки добьюсь!

(Ведь говорил Артем Авилкину: «Четверка для того, кто может иметь пять, — беспринципность».)

— Молодчина! — похвалил отец. — Друзья у тебя есть?

— А как же! Из второй роты Артем и Авилкин и в классе Петя Самарцев… Да и Скрипкин ничего человек — жить можно!

О Скрипкине сказал после небольшой запинки, вспомнив, что, когда лежал в санчасти — подвернул ногу, — Скрипкин с Авилкиным приходили его навещать и даже приносили книги.

Феде очень хотелось хотя бы здесь, дома, расстегнуть воротничок, но тетя Саша и сестренка так смотрели, что воинского вида нельзя было терять ни на минуту. Тем более, что майор Боканов перед их отъездом наказывал: «Где бы вы ни были, помните, что вы представители Советских Вооруженных Сил и нашего училища».

Еще бы не помнить! Зимой генерал получил письмо от пассажиров поезда № 42 вагон № 3. В этом вагоне проезжал суворовец Самсонов, и пассажиры писали: «Ваш суворовец показал себя выдержанным, культурным и вежливым. Глядя на него, мы сделали вывод, что в вашем училище воспитание ведется так, как того хочет советский народ».

Вот как все на учет берется! И Федя расправил складки гимнастерки вокруг ремня.

— Перед самыми каникулами, — небрежно сказал он, — майор Веденкин провел опрос по всей программе «на бреющем полете».

Помолчал и объявил:

— Ты знаешь, папа, я наконец почувствовал себя военным.

— Давно? — скрыв улыбку, поинтересовался отец.

— Примерно, после строевого смотра… Генерал нам благодарность объявил — заправочка и строй были, как у первой роты!

— А-а-а…

— А Скрипкин придумал, знаешь, как говорить? «Вас вызывает к себе командир роты на тридцатое февраля на двадцать восемь ноль-ноль».

— Это что же еще означает? — озадаченно спросил отец.

— Армейские шутки! — небрежно пояснил Федя.

— А кормят-то вас как? Кормят? — спросила Александра Семеновна, и на ее широком добром лице отразилось беспокойство. Она постаралась выставить на стол все самое лучшее: и свежие огурцы, и сливки, и домашнюю колбасу.

Федя хотел было перечислить блюда, какие бывают у них, но осекся. Однажды майор Веденкин предостерегал: «Если на улице какой-нибудь незнакомый остановит тебя и спросит: „А есть ли у вас в училище майор Боканов?“ или: „А кто у вас начальник училища?“, надо отвечать: „Не знаю“».

Решив, что вопрос тети как раз и толкает его на разглашение дел внутренних, чисто военных, Федя ответил:

— Хорошо кормят.

— Ну, а что, например, ты ел вчера на обед?

Лицо Феди стало серьезным.