Разведка, обеспечивая сближение с «противником» на открытой местности, незаметно подползла к его обороне и расставила по всему фронту дымовые шашки. Густые клубы дыма поднялись от земли. Забегали связные. Командиры батальонов прильнули к радиостанциям, отдавая приказы.

Через боевые порядки наступающих прошли их танки; за танками автоматчики. Стена дыма осталась позади; но вот на один из танков «противник» бросил дымовую гранату. Грузно колыхнувшись, машина остановилась. Ослепленные танкисты выскочили, ругаясь:

— Черти! Покалечим же в дыму!

Пашков, взмокший под тяжестью минометного вьюка, с азартом кричал: «Вперед!» — и по его воинственно-торжествующему лицу обильно текли темные струи пота, перемешанного с копотью.

«Противник» отступал, огрызаясь, то и дело переходя в контратаки.

У Садовского и его пулеметного расчета кончились патроны. Подоспевший «посредник» — широколицый, скуластый майор Лискун — объявил, что пулемет вышел из строя.

— Гранаты к бою! — закричал Олег.

— Отставить, — строго сказал Лискун, — вы неумело расходовали боеприпасы.

— За мной! — находясь в том состоянии, когда человек не может понимать, что ему говорят, снова крикнул Олег, и со штыком наперевес побежал вперед.

Майор Лискун усмехнулся и, сожалея, сказал стоящему рядом Демину:

— А пулемет все же из строя вышел.

— Но атака не захлебнулась, — заметил Демин.

Снова на машины… И опять, спешившись, вдогонку «противнику». Его преследовали километров десять, пока не наткнулись на искусно замаскированные спотыкачи и проволочное заграждение. Мгновение колебания — и Копанев бросает на спотыкачи свою шинель; еще десятки шинелей летят вслед — роты врываются во «вражеские» траншеи.

Зеленая ракета оповещает об окончании ученья.

…Вот только теперь, в строю, слушая разбор ученья начальником училища, Володя почувствовал и страшную усталость, и удесятерившуюся тяжесть снаряжения.

Багровел закат. Стайка чечеток в пунцовых шапочках атаковала ольху и, разом сверкнув волной грудок, улетела прочь.

— Копанев-то, а? Догадался шинель бросить! Настоящий парень! — шепчет Олег стоящему рядом Владимиру.

— Серяк, керзач, — напоминает Ковалев.

— Ну, брось, — смущенно бормочет Олег.

Он чувствует неловкость: оказаться таким несправедливым к Копаневу! Правда, тот оскорбил его своей фразой о чести, но теперь-то, наверно, Копанев и сам иного мнения о нем, а парень Анатолий — настоящий…

— …Обе стороны действовали отлично, — доносится до Ковалева голос генерала, — но наступающие проявили больше инициативы и напористости…

Володя посмотрел на загорелые, сосредоточенные лица товарищей. Они все были дороги ему, их навсегда соединяла крепкая армейская дружба.

Генерал стал пожимать руки офицерам, курсантам, отличившимся в «бою». И когда кричали «ура», в нем была и радость успешного завершения похода, и гордость за себя, за товарищей, и предчувствие отдыха.

— В колонну по три становись!

— Запевала, гвардейскую походную! — крикнул майор Демин своей роте.

Садовский затянул было, но, не имея голоса, осекся.

— Опыта нет, — вздохнул он.

Посыпались шутки:

— У тебя же природный бас, а ты взял контрабасом…

— Важен дебют.

— Песню, — настаивал Демин.