Поскольку счёт ломбардов в Атланте шёл на многие сотни, быстро обойти их было невозможно.
Поиски продолжались более 2-х недель, пока наконец 18 мая детективы не наткнулись на владельца ломбарда с целым ворохом подписанных Конли квитанций! Причём отыскали они его отнюдь не на рабочем месте, а в баре, куда волею случая все участники встречи, не сговариваясь, зашли пропустить по стаканчику. Получив от владельца ломбарда залоговую квитанцию на карманные часы, сданные Конли, детективы помчались в здание полиции и вызвали арестанта на допрос.
Впоследствии обстоятельства этого допроса тщательно уточнялись, причём в разной обстановке и разными лицами, поэтому мы можем довольно хорошо представить то, что произошло при встрече детективов Скотта и Блэка с чернокожим уборщиком Конли. Допрос длился примерно 2—3 часа и закончился за полночь – это Гарри Скотт признал через несколько месяцев под присягой, так что в точности данной детали мы можем не сомневаться. Мы также можем не сомневаться и в том, что на арестанта было оказано сильное давление, собственно, это признал сам Гарри Скотт, заявивший под присягой, что «мы разговаривали с ним очень жёстко и пытались заставить дать признательные показания. Мы использовали ненормативную лексику и унижали его» («We talked very strongly to him and tried to make him give a confession. We used a little profanity and cussed him»). Джим Конли пытался держаться, в частности, он повторил своё прежнее утверждение о том, что 26 апреля пил и бродил по городу, а на фабрике вообще не появлялся, но… тут детективы ему устроили очень хорошую и неожиданную ловушку.
В соседней камере находилась жена рабочего по фамилии Уайт, занимавшегося 26 апреля ремонтом станка на 4-м этаже карандашной фабрики. Напомним, что Уайт – это тот самый рабочий, который, уходя с работы, попросил у Лео Франка 2 доллара, шутливо сказав, что жена его «ограбила». Так вот жена, «ограбившая Уайта», являлась одним из важнейших свидетелей по данному делу. И она видела Конли, сидевшего на 1-м этаже на одной из коробок возле лифта с газетой в руках.
Когда Джима Конли ввели в камеру для очной ставки, ноги его подкосились, он не мог идти. Он явно узнал женщину и понял, что именно сейчас ему предстоит услышать. Его поддержали, усадили на стул… он попросил сигарету… получив, принялся вертеть её в руке. Конли не курил и не знал, что делать с поданной ему сигаретой. Выслушав заявление миссис Уайт, из которого следовало, что она видела его в первой половине дня 26 апреля в здании карандашной фабрики, Конли промямлил, что ничего не помнит. Очная ставка на этом окончилась, но детективы не отпустили подозреваемого в камеру, а продолжили допрос.
Пользуясь пережитым только что потрясением Конли, Гарри Скотт продолжил допрос в острой конфликтной манере и положил перед подозреваемым расписку с его подписью. Конли сразу сообразил, что означает эта улика – он заволновался, заюлил, признался, что действительно умеет писать, но скрывал это, боясь навлечь на себя подозрения. Чтобы как-то разрядить обстановку, он попытался пошутить и сказал, что-то вроде: «Белые люди, я вас не понимаю, что вы хотите, чтобы я признал?»
Тогда Скотт подал ему письменные принадлежности и приказал написать под диктовку несколько слов. Следуя указаниям частного детектива Джеймс Конли написал: «Этот длинный высокий негр сделал всё самостоятельно» («That long tall black negro did by himself»). Подозреваемый писал плохо и медленно, эти несколько слов он царапал на протяжении 6 или 7 минут. |