– Минси подчёркивал, что по своему образованию он является школьным учителем и работа страховым агентом – это всего лишь подработка. Совершенно очевидно, что работу учителем он считал более престижной, однако заработок учителя являлся для него явно недостаточным. Хотя Минси прямо не говорил, что нуждается в деньгах, факт его материальной стесненности представляется несомненным. Если человек в качестве подработки занимается такой суетной и хлопотной «халтуркой», как работа страхового агента, стало быть, денег ему отчаянно не хватает. А мотивация подобных свидетелей всегда вызывает определенные и притом обоснованные сомнения.

– Наконец, нельзя не пройти мимо того неуловимого, но важного аспекта любых свидетельских показаний, который принято обозначать словосочетанием «психологическая достоверность». Насколько правдоподобным кажется признание пьяного негра в убийстве девочки или женщины, совершенном только что? Вообще-то, за такие признания в Джорджии тех линчевали! Конечно, состояние опьянения снижает самоконтроль, развязывает язык – с этим не поспоришь! – но для чернокожего в тех местах умение не нарываться на конфликт с белым человеком напрямую коррелировалось со способностью выживать. Конли во время пребывания под арестом в мае 1913 г. показал себя очень хитрым и изворотливым человеком [вспоминаем его многочисленные «стейтменты»! ] а тут вдруг такое неблагоразумное и неосторожное поведение!

Сторона обвинения полностью отмахнулась от россказней Минси, как чистейшего вымысла и тут, пожалуй, с атлантскими «законниками» можно безоговорочно согласиться. Сейчас, по прошествии более столетия, уже невозможно сказать, действовал ли свидетель с самого начала по поручению адвокатов Франка или же Минси решил проявить инициативу в надежде на щедрую благодарность в последующем, но то, что это был негодный свидетель, призванный «утопить» Джеймса Конли, сомнению не подлежит.

Защита Франка попыталась «выжать» из Минси максимум возможного. 12 июля адвокаты объявили через прессу, что «другие свидетели» подтвердят рассказ этого человека, при этом имена и фамилии этих самых «других» не назывались. Интрига, впрочем, долго не продлилась и уже через 3 дня – 15 июля – стало известно, что число «других» ограничено одним-единственным лифтёром карандашной фабрики Холловэем, который согласно утверждению адвокатов Франка, подтвердил рассказ Минси в той части, где последний сообщал о визите на фабрику и разговоре с ним [Холловэем]. Показания Холловэя адвокатам Франка были даны под присягой и зафиксированы нотариусом.

На самом деле эти показания фабричного лифтёра ничего не добавляли с точки зрения доказательства истинности якобы прозвучавшего из уст Конли признания в «убийстве женщины», но создавали вокруг всей этой истории определенной информационный шум.

Через несколько дней – 18 июля – защита Лео Франка дала ещё парочку поводов для газетных публикаций [вообще же, в те июльские дни адвокаты были на удивление активны и явно создавали для обывателей нужную «картинку»]. Сначала появились заметки о том, что детективы агентства Пинкертона изменили первоначальное мнение и теперь склонны считать Лео Франка невиновным. Это было слишком неконкретное заявление, а потому упоминание таинственных детективов невольно рождало ассоциацию с принцем Флоризелем, сказавшим: «моё имя слишком широко известно, чтобы произносить его вслух».