|
И рядом с этой уборной находилась та самая «металлическая» комната, где по версии обвинения была убита Мэри Фэйхан! Официальная версия обвинения как раз и строилась на том предположении, что Лео Франк ушёл с Мэри из своего кабинета в помещение участка металлообработки, где управляющий и напал на девочку, а защита всё это время всячески отбивалась от подобного сценария развития событий. И вот теперь Лео Франк неожиданно «допустил возможность» того, что он действительно находился в нескольких метрах от того места, где в то же самое время убивали Мэри Фэйхан.
Честное слово, сложно не заподозрить, что в ту минуту Лео Франк просто не отдавал себе отчёта в том, как звучат его слова и как выглядит это признание, точнее, «допущение», в глазах присутствовавших в зале. Надлежащего опровержения аргументов обвинения в речи обвиняемого не прозвучало, но и концовка сухого и безэмоционального монолога, говоря мягко, подкачала. Вместо яркого и горячего призыва к справедливости, Франк скомкано промямлил: «Некий газетчик назвал меня „молчаливым человеком в Тауэре“. Господа, в это время и в этом месте я открыл вам правду, всю правду и ничего, кроме правды» (дословно: «Some newspaper man has called me „the silent man in the Tower.“ Gentlemen, this is the time and here is the place, I have told you the truth, the whole truth, and nothing but the truth.»). Ничего, кроме недоумения подобная концовка вызвать не могла. "Это что – это и есть вся правда?!" – должен был спросить всякий, выслушавший этот многочасовой беспредметный монолог. Речь Лео Франка явилась катастрофой! Так себя защищать в суде нельзя! Если обвиняемый хочет достучаться до сердец присяжных и судьи, хочет, чтобы его аргументация была услышана, ему следует сделать упор на нескольких аспектах, о которых не сказать нельзя. Во-первых, он должен выразить сочувствие жертве и её близким и сделать это не формально, а максимально горячо и искренне. Во-вторых, он должен подчеркнуть те нравственные страдания, которые переносят его близкие и он сам из-за чудовищной ошибки правоохранительных органов, облыжно обвинивших его в преступлении, которого он не совершал. В-третьих, он должен вызвать сочувствия к своей незавидной доле, предложив каждому представить на своём месте родных и близких. И только после того, как акцент на этих деталях будет сделан, можно переходить к разбору улик и опровержению аргументов обвинения. Речь обвиняемого должна быть лаконична, конкретна, без лексических штампов, поскольку использование стандартных фраз и канцелярских оборотов свидетельствует о неискренности. Обвиняемый может заплакать – это нормально, присяжные это понимают, поскольку всякий разумный человек сознаёт, что ошибочное обвинение в совершении тяжкого преступления – это болезненная рана, заставляющая страдать многие дни и месяцы. Обвиняемому важно показать, что он – нормальный человек, страдающий за то, чего не совершал. Тогда его услышат, захотят понять и помочь. Психопаты этого совершенно не понимают. Психопаты по сути своей дефектные люди, у них отсутствует совесть, снижена эмпатия, они крайне эгоцентричны и самодовольны, их мышление и чувства устроены таким образом, что они не испытывают сопереживания и не в силах понять, как этот механизм – очевидный для всех нормальных людей – срабатывает. Не подлежит сомнению, что у Лео Франка имелся некий дефект психоэмоциональной сферы, его речь в суде – ярчайшее свидетельство того, что он просто не понимал, что и как следует говорить в то время в том месте. |
