Ввиду возникших подозрений прислуга была удалена из особняка, который на протяжении 6, 7 и первой половины 8 мая тщательно обыскивался полицией. Обыск привёл к обнаружению похищенного в разных местах особняка и тем самым подтвердил версию о совершении преступления прислугой. Часть похищенного оказалась спрятана под крышей здания, часть – в подвале под кухней, а золотой медальон лорда, усыпанный бриллиантами, лежал среди вещей камердинера в его комнате. На дне сундучка с личными вещами Курвуазье полиция обнаружила окровавленные перчатки из отбелённой замши. Также в вещах Курвуазье была найдена отвёртка, размер которой совпал с размерами следов инструмента на якобы "взломанной" двери кладовой. Полиция посчитала, что именно эта отвёртка была использована для открывания упомянутой двери.

В тот же день Курвуазье был задержан по подозрению в совершении убийства и помещён под стражу. Дело этим, однако, не закончилось…

Курвуазье являлся швейцарским подданным и в Великобритании находился сравнительно недавно – приехал лишь в 1836 году, в возрасте 20 лет. Сначала он работал официантом в отеле, потом устроился лакеем в дом леди Джулии Локвуд. Там он хорошо показал себя и, заручившись весьма положительным рекомендательным письмом, устроился лакеем члена парламента Джона Фектора. От него Курвуазье перешёл на службу к сэру Уилльяму Расселу, произошло это в самом конце марта 1840 года, то есть чуть более месяца до трагедии.

Подозреваемый был беден и не мог позволить себе хорошего адвоката, но такового ему нанял лорд Джордж Бомонт, не поверивший в виновность молодого человека. Бомонт выделил 50 фунтов стерлингов на привлечение хорошей защиты – кстати, эта сумма превышала годовое жалование Курвуазье в доме лорда Рассела [он устроился на оклад 45 фунтов стерлингов в год]. Адвокатом швейцарского подданного стал Чарльз Филлипс (Charles Phillips) – юрист средней руки, не особенно известный громкими делами, но стабильно добивавшийся либо полного оправдания клиента, либо заметного смягчения приговора.

Адвокат обратил внимание на множество деталей, позволявших усомниться в справедливости официальной версии событий. Так, например, кухарка и горничная признали, что вечером накануне убийства лорда камердинер был совершенно спокоен и дружелюбен. Он купил пива и угостил обеих женщин, все трое отправились спать в 22 часа, причём женщины видели, как Курвуазье проверял запирание ворот во двор и замки входных дверей особняка. Также Филлипс обратил внимание на то, что ни на теле Курвуазье, ни на его вещах не оказалось ни единой капли крови, а между тем, убийство было очень кровавым, и камердинер просто не имел возможности уничтожить одежду или незаметно застирать её.

Полиция обнаружила в вещах Курвуазье окровавленные перчатки, однако адвокат доказал, что перчатки эти не могли принадлежать обвиняемому. Дело заключалось в том, что никто из прислуги не видел таких перчаток прежде, и убитый лорд никогда не требовал, чтобы слуги носили перчатки. Кроме того, перчатки оказались банально малы и не налезали на широкую кисть Курвуазье, выросшего, напомним, в швейцарской деревне и с самого детства знакомого с тяжёлым крестьянским трудом.

Филлипс установил, что полиция нашла далеко не всё из пропавшего имущества – а это означало, что что-то было унесено из дома. По-видимому, преступник рассчитывал вернуться за спрятанными в доме вещами позже… А дорогой медальон – вещь дорогую, но легко узнаваемую – преступник мог умышленно подбросить в вещи Курвуазье, дабы навести полицию на ложный след.