Адвокат Эдвард Сойер, главный защитник Уэбстера, разумеется, был в курсе изложенных выше деталей, и его явно не прельщала перспектива сделаться «вторым Чарльзом Филлипсом». Именно по этой причине он отнёсся к полученным от своего клиента «тезисам» скептически и не поспешил с выдвижением встречных обвинений в адрес Эфраима Литтлфилда. Защита профессора с самого начала отказалась от использования тактики «встречного обвинения», тем самым значительно сузив возможности собственного манёвра.

Далее мы увидим, к каким результатом привело это решение.

6 декабря состоялись похороны Джорджа Паркмена. В последний путь богатейшего жителя Бостона проводила огромная толпа. Понятно, что абсолютное большинство людей привела в траурную процессию вовсе не скорбь, которую они вряд ли испытывали, а желание прикоснуться к волнующей кровавой истории, стать свидетелями хоть чего-то, связанного с сенсацией. В те дни город жил сплетнями о проводимом окружной прокуратурой расследовании и гаданиями в формате «верю – не верю, может – не может». Обстановка тех недель хорошо известна историкам по той простой причине, что в Бостоне тогда жил известнейший американский поэт Лонгфелло; эпистолярное наследие как его самого, так и его окружения, содержащее немало упоминаний о «деле профессора Уэбстера», ныне хорошо исследовано. Горожане, встречаясь друг с другом в декабре 1849 года, начинали разговор с обсуждения хода расследования и… им же заканчивали! Гарвардский Медицинский колледж стал местом паломничества зевак, в число которых входили не только жители Бостона и пригородов, но и весьма удалённых мест, специально приезжавших на экскурсию. Известно, что администрация колледжа продала около 5 тыс. входных билетов, дабы удовлетворить любопытство зевак и подзаработать на их тяге ко всему сенсационному.

В каком состоянии находилось расследование к концу 1849 года?

Обвинение прекрасно понимало, что одного только Эфраима Литтлфилда окажется недостаточно для успешного изобличения в суде профессора Уэбстера. По этой причине окружная прокуратура предприняла большие усилия по выяснению характера отношений между обвиняемым и жертвой, дабы сформулировать убедительный мотив совершения весьма сложного и необычного преступления. Для этого был допрошен широкий круг лиц, знавших в деталях о состоянии финансов Уэбстера и Паркмена, а также изучены документы, изъятые в местах проживания обоих. Причём, первоначальный обыск в квартире профессора Уэбстера, проведенный 1 декабря, сразу после его ареста, не привёл в обнаружению нужных окружному прокурору бумаг. Лишь 5 декабря упоминавшийся уже в этом очерке детектив Дерастус Клэпп, явившийся в квартиру арестованного вместе с напарником по фамилии Сондерсон (Saunderson), обнаружил нужные бумаги и общее финансовое состояние Джона Уэбстера более или менее прояснилось.

В общих чертах реконструированная обвинением картина выглядела следующим образом.

Хотя Джон Уэбстер на протяжении многих лет близко знал старшего брата убитого, с самим Джорджем Паркменом он установил плотный контакт лишь в 1842 году. Тогда профессор занял у него 400$. В последующие годы Уэбстер неоднократно обращался к услугам кредитора, то возвращая часть долга, то занимая новые суммы. Джордж сделался своеобразным "кошельком" Джона, в который тот мог запускать руку в любое время при возникновении в том надобности. Понятно, что для такого несдержанного в тратах человека, каковым являлся Уэбстер, подобная кредитная линия несла отнюдь не решение проблем, а лишь их умножение.

Что и стало ясно по истечении нескольких лет. Профессор погашал долги с величайшим напряжением сил, его хватало только на выплаты процентов.