|
Мягкие мелодии Pachelbel's Canon каким‑то образом дополняют яркие глянцевые фотографии в журналах, которые я листаю. Я покупаю Лесбиянки с вибраторами и Лобок к Лобку , а также свежий Sport Illustrated и последний Esquire , хоть я и подписался на них, и оба номера уже должны были прийти по почте. Подождав, пока у стенда разойдется народ, я расплачиваюсь за покупку. Передавая мне журналы вместе со сдачей, продавец что‑то говорит, указывая на свой крючковатый нос. Сделав звук потише и приподняв один из наушников, я спрашиваю: «Что?» Вновь коснувшусь своего носа, он с сильным, почти неразборчивым акцентом, похоже, говорит: «У ваш ис носа хровь тещет». Я ставлю наземь дипломат Bottega Veneta и подношу к лицу палец. Палец оказывается красным, мокрым от крови. Сунув руку в свой плащ от Hugo Boss и вынув носовой платок Polo, я вытираю кровь, кивком благодарю его, надеваю темные авиаторские очки Wayfarer и ухожу. Ебаный иранец.
В вестибюле своего дома я останавливаюсь у окошка и пытаюсь привлечь внимание темнокожего вахтера‑латиноса, которого я не узнаю. Он говорит по телефону со своей женой, или с дилером, или еще с каким‑нибудь наркоманом. Он смотрит на меня, кивая; телефонная трубка утопает в преждевременно обвисшей шее. Когда до него доходит, что я хочу что‑то спросить, он вздыхает, закатывает глаза и просит кого‑то на другом конце подождать. – Чо надо? – бурчит он. – Послушайте, – начинаю я самым вежливым и мягким тоном, на который только способен. – Не могли бы вы, пожалуйста, передать управляющему, что у меня трещина в потолке и… – я замолкаю. Он смотрит на меня так, словно я переступил какую‑то невидимую границу. Я начинаю размышлять, что же могло его смутить: разумеется, не трещина , что же? Управляющий ? Потолок ? Может, пожалуйста ? – Чо вы хочете? – тяжело вздыхает он, грузно развалившись на стуле, по‑прежнему глядя на меня. Я смотрю себе под ноги, на мраморный пол, так же вздыхаю и говорю ему: – Послушайте. Я не знаю. Просто передайте коменданту, что приходил Бэйтмен… с десятого этажа. Когда я поднимаю голову – взглянуть, отложилось ли в его голове хоть что‑нибудь, я вижу только маску, приклеенную к жирному, тупому лицу вахтера. «Я – всего лишь призрак для этого человека», – думаю я. Нечто нереальное, не совсем осязаемое, но все же неприятное. Он кивает и возвращается к телефону, возобновив разговор на абсолютно незнакомом мне диалекте. Забрав почту, – каталог Polo, распечатку из American Express, июньский Playboy , приглашение на корпоративную вечеринку в новом клубе под названием «Бедлам», – я иду к лифту. Рассматривая каталог Ralph Lauren, нажимаю кнопку своего этажа и кнопку «Закрыть двери», но, перед тем как двери закрываются, в лифт входит кто‑то еще, и я инстинктивно поворачиваюсь, чтобы поздороваться. Это актер Том Круз, который живет в пентхаузе. Из вежливости я не спрашиваю его, а сразу я нажимаю кнопку «Пентхауз». Он благодарит меня кивком, устремив взгляд на быстро загорающиеся в порядке возрастания цифры над дверьми. В жизни он совсем маленького роста, в таких же, как у меня, темных очках Wayfarer. На нем голубые джинсы, белая футболка и куртка Armani. Чтобы прервать неловкое молчание, я, откашлявшись, говорю: – Мне кажется, вы отлично сыграли в «Бармене» . Я думаю, это отличный фильм, и «Лучший Пистолет» тоже. Честное слово. Он перестает следить за цифрами и переводит взгляд на меня. – Он назывался «Коктейль» , – тихо говорит Круз. – Что‑что? – смутившись, говорю я. Он откашливается. – «Коктейль» , а не «Бармен» . Фильм назывался «Коктейль» . |
