Прошлась, надвинув кепку на лоб, на случай, если кто выглянет на хлопки ее глушняка и постарается разглядеть ее лицо. Проверила: все мертвы. Главное — мертв банкир. Мертвее не бывает.

У Люси брака в работе нет и быть не может. Она девушка самолюбивая.

Сев за руль, сказала себе и машине:

— А теперь домой. Чай пить, в ванне отмокать, отсыпаться. Только не быстро, чтоб менты по глупости не замели.

Она была довольна. Она не знала, что утром в лифте будет спускаться восьмилетний сосед банкира Вова Сенчуков. А в это время уборщица, убирая в подъезде, поднимет странную коробочку, случайно нажмет на кнопку.

И мальчика Вову в лифте разнесет вдребезги по стенкам.

А если бы и знала? Жалеть бы не стала. Из Вовы все равно рано или поздно вырос бы мужик. А мужиков Люся ненавидела.

25 МАРТА 1997 Г. КРОВЬ НА КАМНЕ.

ДВОЙНОЕ УБИЙСТВО

Мищенко вытер холодный пот.

Чтобы такое произошло в их городе, который пока что обходили и коррупция, и мафия, и приписки в милиции!

Подозрение насчет возможной продажности Петруничева он отмел сразу.

Халатность? Обычная халатность?

Скорее честь мундира спасал. Типичная цеховая круговая порука. Так и вышло. Когда задержанный на вокзале Авдеев около четырех часов ночи был доставлен к дежурному по горотделу внутренних дел, то последний, не желая утруждать себя вызовом понятых, обыск задержанного произвел единолично.

Ну, не знал старлей, что дело-то обернется обвинением в убийстве. Что задержанный, в сосиску пьяный плюгавый мужичонка окажется главным подозреваемым в двойном убийстве.

Сроду таких ужасов в их городке не было. Так, в лучшем случае морду набьют. А чтобы убивать женщин, с изнасилованием, с особой жестокостью, с ограблением... Никак он не ожидал.

Когда же прокурор города и следователь Деркач стали настойчиво требовать предоставления им протокола обыска, дежурный «оформил» таковой задним числом.

Петруничев тут оказался пристегнут сбоку припеку. Он знал, что протокол обыска фальсифицирован и что, дойди дело до суда, все рассыплется, а значит, и в его работе — брак.

Но старлей был родным братом Верки, его первой жены, изменившей ему, пока он в армии служил, и потому безжалостно брошенной после дембеля. И подставлять Серегу, Веркиного брата, под дисциплинарное взыскание — все равно что мстить их семье спустя столько лет.

Ну и честь мундира тоже со счетов не сбросишь.

С Петруничевым, как и с Серегой Кузьминым, в своих структурах ментовских разберутся.

У прокурора города о другом голова болит.

С одной стороны, Авдеев отрицал причастность к изнасилованию и убийству двух женщин, с другой — не мог толком объяснить, как к нему попали изъятые у него предметы.

— А я, гражданин начальник, за эти «предметы» не ответчик. Пьян был, это помню. А как они у меня оказались, не помню.

— А вы напрягите память, Авдеев. От правильного ответа зависит не только ваша свобода, но, возможно, и жизнь...

— Ты мне горбатого не лепи, начальник. Мокруху шьешь?

Не выйдет.

— Вроде бы в вашем деле нет следов пребывания в зоне, а по фене ботаете, как заправский уркаган.

— Извините, гражданин начальник. Это я так. А что насчет фени, так я в конвойных войсках служил. Срочную. А там, в зоне то есть, все на одном языке говорят. На матерном пополам с феней. Иначе, если общего языка не будет, как друг друга поймешь? Верно?

— Не думаю. А по-русски не пробовали?

— Так там ведь и в роте охраны, и в зоне и чучмеки, и чурки косоглазые, лица, как сейчас говорят, кавказской национальности. С ними как? Только на фене пополам с матерком.