Мне потребовалось несколько лет, чтобы оправиться от того случая с доктором Старксом. За это время я три раза попадала в больницу. У меня осталось два шрама от попыток покончить с собой.

Пока я не хочу открывать свое имя — уверена, что доктор Старкс хорошо меня помнит. Если Вы решите разобраться в этом деле, свяжитесь, пожалуйста, с моим адвокатом и/или моим психиатром.

Подписи не было, зато имелись имена и адреса адвоката и психиатра. Адвокат жил в центре Нью-Йорка, а психиатр — в пригороде Бостона. У Рики тряслись руки. Голова шла кругом.

Письмо не содержало ни единого слова правды.

Несколько секунд он расхаживал взад-вперед по кабинету, потом упал в старое кожаное кресло, стоявшее в изголовье кушетки. Относительно того, кто состряпал жалобу, у него сомнений не было. Анонимность жертвы делала это очевидным. Куда важнее было понять, для чего это понадобилось.

Телефон стоял на полу рядом с креслом. Рики нагнулся и поднял его. Через секунду он отыскал номер офиса президента Общества психоаналитиков и торопливо набрал его.

Трубку сняла секретарша.

— Алло, — произнес усталый женский голос. — Офис доктора Рота.

— Мне нужно передать доктору сообщение, — сказал Рики.

— Доктор в отпуске. Если у вас что-то срочное, позвоните доктору Альберту Майклсу по телефону…

Рики перебил ее:

— Это срочность не того рода, и сообщение тоже. Доктору Роту будет интересно выслушать меня.

— Мы обязаны придерживаться установленной процедуры.

— Ну разумеется. Если у человека не хватает мозгов, он заменяет их процедурами. А человек с сильным характером знает, когда следует их проигнорировать. Вы из каких, мисс?

Женщина помолчала.

— Что за сообщение?

— Скажите доктору Роту, что доктор Фредерик Старкс… Лучше запишите…

— Я записываю, — раздраженно ответила женщина.

— Что доктор Старкс получил его письмо и желает проинформировать его, что жалоба не содержит ни единого слова правды. Все в ней выдумано от начала и до конца.

— Ни единого слова правды… Хорошо… Выдумано. Я записала. Вы хотите, чтобы я позвонила ему и передала это? Он в отпуске.

— Мы все в отпуске, — сказал Рики и повесил трубку.

Он откинулся в кресле. Вот уже много лет он ни с кем не разговаривал так грубо. Это было противно его натуре. Впрочем, подумал он, в ближайшие несколько дней ему, скорее всего, придется совершить не один поступок, противный его натуре. Он перечитал анонимную жалобу.

Все было задумано куда более тонко, чем казалось на первый взгляд. Жалобщица заявляла об изнасиловании, но поместила его во времени точно за границей срока давности. В полицию никто обращаться не станет. Вместо этого комитет по этике затеет тягостное расследование. Оно будет медленным, бестолковым и вряд ли начнется до истечения срока, установленного для игры.

— Ему нужно, чтобы я остался один, — выпалил Рики. — Он не хочет, чтобы мне кто-нибудь помогал.

Мысль о проделанном Румпельштильцхеном дьявольском фокусе чуть не заставила Рики улыбнуться. Этот человек понимал, что Рики будет мучиться вопросами, связанными с обстоятельствами смерти Циммермана. А к кому мог бы Рики обратиться за помощью? К другому психоаналитику, к товарищу, с которым можно было бы выговориться.

Теперь же этого не произойдет. Я один, подумал Рики. Изолирован. Брошен на произвол судьбы. Именно этого и хотел Румпельштильцхен.

Он снова взглянул на письмо. Анонимщица указала в своей лживой жалобе имена манхэттенского адвоката и бостонского психиатра.