Вместо Логунова ответил Алексей:

— Гончарова нигде не значится. Есть одна бабулька, шестьдесят лет. В Московском диспансере работает. Но это явное не то. Она там двадцать какой-то год работает. А Свирин вчера от наружников ушел.

— Это как? — побагровел начальник.

— Вышел из дома, залез в свой «мерс», а завести не смог. Тормознул старый «москвич», грязный до невозможности, даже номера не видно. И смылся. Потеряли сразу же.

— А вернулся он в начале первого, — наконец-то выплыл из Великой Депрессии Иван. — Привезла его на синей «восьмерке» некая дама. Блондинка в белом плаще. Или куртке.

— Номер?

— Да. Машина принадлежит некому Зинченко, который уже полгода в зарубежной командировке. Стояла в «ракушке» во дворе. На Северном проспекте. Замок не взломан, царапин нет. Открывали, похоже, родным ключом. Родственников у Зинченко нет, будем его искать. Может, он доверенность кому дал. Но я вот подумал, а не может это быть Гончарова?

— Почему бы и нет, — пожал плечами Бобров. — Глаз с него не спускать! Упустите еще раз — шкуру спущу!

Он встал и пошел к выходу, но в дверях остановился.

— Черт знает что! Кто-то следит за киллером. Или за заказчиком? А кто его от бандита спас? И что за баба в кустах? Что за баба в машине? Сплошные неизвестные бабы! Сплошной дурдом!

Он в сердцах хлопнул дверью, и с потолка посыпались белые хлопья, изящно планируя на пыльные листья персонального Костиного фикуса.

Утром Дима позвонил Павлу Лисицыну, чтобы договориться о встрече, и успел только представиться — Лисицын перебил его:

— Да, Валька звонил. Приезжай. Или до обеда, или вечером, часикам к семи. Адрес знаешь? Записывай.

Дима хотел поехать сразу, тем более армянский коньяк он купил еще по дороге в «Аргус». Но тут с высочайшим начальственным визитом объявился босс Птица, как всегда недовольный всем и всеми. Сегодня он был, правда, в особенно гнусном настроении. На днях на него капитально наехали, причем сразу с двух сторон: и налоговики, и конкуренты. А этой ночью кто-то пролез на стоянку, где Птица держал «вольво», и написал на капоте стойкой губной помадой неприличное слово огромных размеров. С картинкой. Кто думает, что ерунда, пусть попробует на своей. Предстояло сдирать краску и покрывать заново, а столь любезный Птицыному сердцу колер навозной мухи — зеленый с золотисто-голубым отливом — предстояло еще поискать. Птице пришлось воспользоваться джипом охранника, цветом похожим на малиновый пиджак, что невероятно раздражало и портило настроение еще больше.

Из его воплей Дима понял, что Птицыному ангелу-хранителю срочно понадобился собственный бандитский инкубатор и он повелел в авральном порядке открыть охранное предприятие. Птица решил посадить ЧОП под крыло Диме. Дима заявил, что он и так каждой дырке чоп, то есть затычка, и наотрез отказался. Они сцепились чуть ли ни до драки, Птица вопил, что на это место найдется миллион безработных ментов, но потом подостыл, зыркнул налитым кровью глазом и отправился искать для своего кукушонка другое гнездо.

Ехать к Лисицыну было уже поздно, пришлось отложить визит до вечера.

Когда-то Дима часто бывал в этом районе. Приезжал с бабушкой на Пискаревское кладбище и в гости к ее сестре, бабе Даше, которая жила на проспекте Руставели около железнодорожной станции Ручьи. Проезжая Ручьи по дороге на дачу, он каждый раз высматривал в окно электрички ее дом-башню. Но за последние двадцать лет он был здесь всего несколько раз. Многое изменилось. Пустыри ощетинились новыми, откровенно уродливыми домами, рядом с которым бывшие небоскребы — двенадцатиэтажные «свечки» — выглядели пришибленными неряшливыми старичками.