Сергея хоронили в Лавре, на Никольском кладбище, рядом с родителями. На отпевание Дима не успел, подошел прямо к открытой могиле. Рядом топтались двое могильщиком, обсуждая, сколько и чего возьмут на заработанное. Надо же помянуть такого покойничка!

Ветер срывал желтеющие листья, хрипло каркала ворона, колокольный звон таял в сыром воздухе.

вспомнил Дима стихи Шефнера.

В детстве бабушка Маша часто брала его с собой на Пискаревское кладбище. Она не знала, был ли дедушка Антон похоронен там — или на Серафимовском. Да и был ли похоронен вообще? Но, как и тысячи других ленинградцев, она приходила на Пискаревку. Положив цветы к камню с выбитыми цифрами 1942, долго стояла и смотрела туда, где лежали женщины, мужчины, дети, ставшие землей и травой. А потом рассказывала о блокаде, о бомбежках и голоде, о том, как в феврале 42-го ее с полуживым шестилетним Ваней, Диминым отцом, везли по Дороге Жизни. Тогда, в детстве, кладбища и все, с ними связанное, вызывали у Димы благоговейный ужас и жгучее любопытство, со временем это чувство переросло в тихую торжественную грусть.

Совсем рядом, заставив Диму вздрогнуть, взвизгнули трубы, ударили литавры — показалась похоронная процессия. В одном из несущих гроб Дима узнал Олега. Заплаканную Ольгу, одетую в длинное черное платье, с одной сторону поддерживал под локоть молодой человек в строгом темном костюме. С другой стороны шел Генка.

Народу было много. Женщины плакали. Речей над могилой не произносили. Люди были слишком подавлены. Или напуганы? Казалось невероятным, что обглоданные крохотными существами до чиста кости в закрытом гробу — это все, что осталось от полного, пышущего здоровьем мужчины. Дима видел, как люди вздрагивают, и мог на что угодно спорить: они думают о том же — о том, какие мучения пришлось вынести Сергею перед смертью, пока маленькие безмозглые и безжалостные твари заживо пожирали его тело. Валентин говорил, что человек в такой ситуации может оставаться в живых сутки, хотя сознание от дикой боли теряет гораздо раньше.

Дима почувствовал на себе чей-то взгляд и поднял глаза. Напротив, рядом с читающим над могилой батюшкой, стояли Олег и Генка. Олег смотрел на него и что-то тихо говорил. Генка кивал головой. Встретившись с Димой взглядом, Олег поспешно отвернулся.

После окончания церемонии Дима хотел было подойти к ним, но они поспешно направились к выходу. Диму поймала за рукав Ольга.

— Спасибо, что пришли, Дмитрий Иванович. Вы поедете на поминки? — спросила она.

Дима замялся, но Ольга настаивала:

— Пожалуйста, не отказывайтесь. Вы ведь дружили с Сережей.

— Хорошо, — сдался он. — А где?

— У меня, на Вознесенском. Мы там жили. Свою квартиру Сережа сдавал.

— Ольга Артемьевна, простите за нескромный вопрос. — Они шли по аллее, догоняя ушедших вперед. — А кому достанется имущество Сергея? Он ведь, судя по всему, был далеко небедным человеком?

— Небедным, — грустно усмехнулась Ольга. — Но и не слишком богатым. Знаете, есть такие люди, у которых деньги не задерживаются. Вот и Сережа… Любил жить красиво: машины дорогие, курорты, рестораны, одежда. В долг давал без всяких расписок, обратно получал, разумеется, не всегда. Но кое-что осталось, конечно. По завещанию большая часть достается мне: недвижимость, акции, две машины.

— Да не бойтесь, — успокоил ее Дима, поймав настороженный взгляд. — Я вас не подозреваю. Продолжайте.

— Ну… Еще какие-то небольшие суммы дальним родственникам. И пять тысяч долларов — Лавре. Он ведь крестился здесь, не так давно, лет семь назад. И ходил сюда часто. Неужели вы думаете, что дело в наследстве?

— Нет, конечно. Ведь то, что Сергея нашли и опознали, — чистейшая случайность.