— Как дела? — неестественным, дурным голосом поинтересовался Геннадий.

— К сожалению, нам пора. Идем, Гена.

Они поспешно вышли, хлопнула входная дверь. Дима бросился за ними, не понимая толком, зачем это делает. Но когда он выскочил на улицу, серебристый «мерседес», быстро набирая скорость, уже направлялся в сторону Исаакия.

Смеркалось, снова накрапывал дождь. Дима злился на себя за то, что не взял зонт. В легком пиджаке было холодно. Хорошо хоть на своей машине не поехал, а то пришлось бы бросать ее неизвестно где. Дима медленно шел в ту сторону, где скрылся «мерседес», поглядывая, не догоняет ли его такси. Наконец ему удалось поймать дряхлую «волгу» с шашечками и откровенно больным счетчиком. Словоохотливый таксист сделал несколько попыток завязать беседу, но потерпел поражение, хмыкнул и включил радио.

— Слушай «Радио-Эль»! — слащаво пропел из динамика неестественно высокий кастратский голос.

— Дерьмовая станция! — сплюнул таксист и принялся вертеть ручку настройки, пока не нащупал «Русское радио».

Дома Диму ожидал еще сюрпризец в виде Ксюши, возлежащей на диване в его купальном халате, и ненавистных магазинных блинчиков с мясом.

— Откуда ты, прелестное дитя? — вежливо удивился Дима.

— Ну ты же сам дал мне ключ, кися, — жеманно промурлыкала Ксения.

— А, ну да, конечно.

Ключ он ей не давал. Предстояло сменить замки и расстаться — час пробил. Но это завтра, а сегодня… Дима потянул за конец пояса Ксюшиного, то есть своего собственного, халата…

Разумеется, Ксения осталась ночевать. Восхитительный ритуал превращался в супружеские обязанности с упором на второе слово. От блинчиков началась изжога. Отодвинув уснувшую Ксюшу в сторону, Дима отправился на кухню развести соды.

Каждый раз, заливая содой сидящего в желудке змея-горыныча, он клятвенно обещал себе завтра же купить какой-нибудь «маалокс» или «мотилиум». Но назавтра изжога засыпала, Дима так же клятвенно обещал себе никогда больше не есть ничего термоядерного и обходил аптеку стороной.

Осушив стакан одним глотком, он замер, будто ожидая услышать изнутри шипение. Через некоторое время горыныч успокоился. Перевалило заполночь — народился новый день. За окном по-прежнему моросило. Время от времени в тихий шелест врывался гул жестяного карниза — откуда-то сверху срывалась капля покрупнее. Возвращаться к Ксении под пышный бок не хотелось.

Неожиданно, раздвигая пласты времени, из дальних глубин всплыло яркое, как вспышка, воспоминание: огонь в печи, рыжеватые волосы, рассыпающиеся по лицу, блестящие глаза… «Что бы ни случилось, я всегда буду любить тебя. Обещаю»…

Дима поежился — то ли от холода, то ли от того, что так отчетливо вдруг увидел ту, которой уже больше двадцати лет не было на свете. От Светланы мысли перебежали к Сергею.

Вот они и встретились. И теперь Света сможет спросить, почему никто ей не помог. Сможет… спросить?..

Дима почувствовал легкое головокружение. Глубоко внутри, пощипывая, разливался мятный холодок. Разгадка была совсем рядом. Она лежала на поверхности.

«Когда Сергей и Генка начали меня избегать? — Дима никак не мог припомнить точно — тогда время для него не существовало. — Кажется, осенью. Да, не в самом начале четвертого курса, попозже. День рождения Светы 20 октября. Как раз!»

Он вспомнил: Сергей смотрит в сторону и бубнит: «Я хотел… Но не знал…». Слова Ольги бегущей строкой догоняли друг друга: «Сергей сказал, что когда-то совершил страшную подлость, преступление, за которое не был наказан». «Он боялся какого-то возмездия».