Женщины с первого взгляда возненавидели друг друга и даже не пытались этого скрывать.

Впрочем, поводов для раздражения Кларе и так хватало. Она не могла понять, почему Гроссе, с его незаурядным умом и талантом, решил вдруг обосноваться в третьесортном провинциальном городишке, где не было ни университетов, ни научных лабораторий, на заре их альянса постоянно отнимавших его у нее. Правда, и здесь он умудрялся вести вторую, не имевшую к Кларе отношения, жизнь, довольно часто отлучаясь из города и даже не предупреждая ее об отъезде. Иногда он отсутствовал сутки, иногда неделю. В бессильной ярости Клара готова была грызть стены своей на редкость неуютной квартиры (ей даже в голову не приходило сделать ее более обжитой). Но Гроссе встречала неизменной улыбкой, не желая досаждать ему своей любовью.

Позднее Клара благословляла те дни, когда Клиника не начала еще функционировать, когда они с Гроссе с утра и до позднего вечера торчали на строительной площадке. Благословляла за то, что пребывала в наивном неведении, не подозревая, что ее ждет, что уготовила ей жестокая Судьба в лице ее обожаемого кумира.

Это началось вскоре после торжественного открытия Клиники на Холме, когда однажды вечером перед ней впервые разверзлась черная пасть потайного хода. Посвящение в новую жизнь для Клары оказалось равносильным стихийному бедствию, катастрофе, самоубийству.

Он отвел ее в свой подземный кабинет, разительно отличавшийся от строгого кабинета наземного, усадил напротив в мягкое кресло и выложил все начистоту. К тому времени он уже прекрасно знал, что Клара изменит скорее себе, чем ему. Но, на всякий случай, все же напомнил о честном своем предупреждении в день их первого знакомства, когда она так безоглядно рвалась служить ему.

В лице Клары не было ни кровинки. Она долго надсадно молчала, силясь осознать, переварить услышанное, мгновенно просчитывая в уме все возможные варианты своего ответа и их последствия, и наконец в муках родила зловещее "Да". Гроссе не ошибся, она предпочла предать себя.

Клара не только не порвала с ним, но стала его первой помощницей, точнее будет сказать, сообщницей. За отвратительную сделку с собственной совестью Клара возненавидела... о, нет, не его – себя! Но об этом знала она одна. Отныне непробиваемая маска холодной отчужденности с сурово сомкнувшимися на переносице черными бровями стала ее вторым лицом.

ГЛАВА 5

Как-то, придя домой и бросив взгляд на радиотелефон, Клара очень удивилась, увидев, что ее, обычно бездействующий, автоответчик мигает. Она нажала кнопку, чтобы прослушать message, и вздрогнула от звука такого близкого и так настойчиво изгоняемого из сердца и памяти голоса. Звонила мать.

"Клара! Застать тебя дома не представляется возможным. Немедленно позвони мне. Это очень срочно. Не уверена, что ты еще помнишь наш номер, поэтому напоминаю..."

К тому времени прошло уже лет пять, как она работала и жила с Гроссе. И все эти годы родители полностью игнорировали ее.

Она взглянула в окно. На горизонте уже занималась заря. Значит, там – на Восточном побережье, раннее утро. И хоть Клара знала, что родители любили подолгу нежиться в постели, она не стала ждать и набрала их номер.

Мать ответила заспанным голосом. Но явно тотчас проснулась, как только поняла, с кем говорит.

- У вас все в порядке, мама?

- Ах, Боже мой, конечно нет!

- Что случилось? Как папа?

- Если хочешь застать его в живых, вылетай немедленно, – последовал безо всякой подготовки жесткий совет.

- Он болен?

- А зачем, по-твоему, я тебя ищу. Хотя... ты слишком ясно дала нам понять, что тебя совершенно не интересует, живы мы или нас давно уже нет.

- Ну, это у нас, кажется, взаимное. Ты можешь мне вразумительно объяснить, что с папой?

- Могу. Но не по телефону.

Клара долго еще машинально прижимала к уху трубку, не обращая внимания на короткие гудки.