— Почему ты думаешь, что я так тверда? — поинтересовалась она.

Эскиль пожал плечами.

— Потому что ты никогда не показываешь своих чувств. Никогда не знаешь, что от тебя можно ожидать.

Ничего себе! А он, оказывается, наблюдателен, этот молодой мошенник! Тула была удивлена, что так плохо понимала его.

Через некоторое время они въехали в поредевший уже лес, через который когда-то, покидая Гростенсхольм, скакала верхом Суль, радуясь своей новообретенной свободе. Теперь от этого леса остались лишь отдельные группы деревьев, среди которых выросли дома. Здесь начинались теперь окраины Кристиании. «Со временем город поглотит и Гростенсхольм», — с сожалением подумала Тула.

Этого ей не хотелось. Ей казалось, что Гростенсхольм был своего рода монументом Людей Льда.

Но разве возможно остановить город? Кто может остановить эту так называемую цивилизацию?

Пока они ехали по населенной местности, Тула все больше и больше утверждалась в мысли, что в Гростенсхольме ей жилось на редкость вольготно. И ее все больше и больше ужасала повсеместная нищета в Норвегии.

Разумеется, она знала, что страна переживает трудное время. Норвегия пыталась восстановить равновесие после смены датского правления на унию со Швецией. Кронпринц, Карл Юхан, будучи, собственно, регентом, подозрительно относился к норвежцам и имел повсюду своих шпионов, чтобы следить за настроениями людей и попытаться перетянуть их на свою сторону. Налоги были очень жестокими; многие отдавали государству семейное серебро, и это не улучшало общего настроения.

Больше всего страдали бедняки, как бывало всегда в трудные времена.

В воздухе ощущалось приближение бунта.

Тула слышала, конечно, как вздыхали по поводу тяжелого времени Хейке и Винга, но политика никогда не интересовала ее.

И теперь, думая об этом, она вспомнила, что нигде не видела ни одной серебряной вещи. В Гростенсхольме тоже вынуждены были отдать свое серебро для усиления мощи страны. А может быть, серебряный налог, получаемый в Норвегии, шел в Швецию, в столицу Карла XIV Юхана? Неужели дошло до такого?

Но она знала, что норвежская конституция пришлась не по вкусу Карлу Юхану. Ему казалось, что Стортинг обладает слишком большой властью. Король есть король, и он должен сам распоряжаться судьбой своей страны!

По дороге им встречалось множество нищих. «Так не должно быть», — с возмущением думала Тула.

Теперь она понимала, какой эгоистичной жизнью жила. Но что она могла сделать? Она могла лишь сконцентрироваться на своем маленьком мире, на большее она была не способна.

— Похоже, ты сегодня не в себе, — не без агрессивности сказала она Эскилю.

Казалось, слова ее стали вызвали у него чувство облегчения. Словно он чего-то добивался и наконец добился.

— Да, я не в себе, — признался он. — Тула, у меня есть злые планы!

Эти слова Эскиля о зле в отношении самого себя прозвучали совершенно глупо.

— Что еще? — сказала она, сдерживая смех.

— А вот что, Тула. Я подумал, что смогу проводить тебя только до Кристиании.

Она была удивлена. Она вопросительно, с вызовом, посмотрела на него.

И он на едином дыхании произнес:

— У меня теперь есть шанс. Я взял с собой выигранные деньги и собираюсь скакать в Эльдафиорд.

Выдохнув, он продолжал:

— Поэтому я и не поехал в карете. Она была бы для нас обузой.

— Вот как? — сказала Тула после некоторого молчания. — А как же обещание, данное твоему отцу? Насчет Гетеборга.

— Ты сама сможешь выполнить его поручение. Тебе это по пути.

— Почти по пути, да.