Я мог бы сказать еще много того, чего говорить не стоило. Отец резко перебил меня, стукнув кулаком по столу.

— Ну так чего пришел! — крикнул он. — Убирайся из этого вшивого цирка, раз семья тебе так противна! Пошел вон!

Он указал на дверь. Мама молчала, сжав губы. Ситуация не была неожиданной. Именно поэтому мне не очень хотелось часто навещать родителей. Я разозлился, как всегда, и ушел, не сказав ни слова. Рождество обещало быть феерическим. Впрочем, еще одно потерянное Рождество. Не ново, да и винить было некого.

Оставаясь на взводе, я бродил еще некоторое время среди цирковых вагончиков и гирлянд, прокручивая в голове снова и снова не сказанные отцу слова. Глупая привычка — проживать не случившиеся диалоги, спорить и доказывать что-то кому-то у себя в голове. Столько лет прошло, а отец так и не отцепился от старой обиды, которую затаил на меня, когда я в восемнадцать сообщил, что покидаю цирк навсегда. Он держался за нее так, словно эта обида была для него единственным источником жизненной энергии. Отец считал меня предателем, отступником. Он не мог мне простить, что я прервал семейное дело. Его отец, дед и прадед были клоунами в бродячих цирках. И для меня папа не видел иной судьбы. А я посмел пойти поперек его воли, да еще и сильно преуспеть в этом. Каждая наша встреча с тех пор заканчивалась ссорой. Он был упрям, а я — всегда вспыльчив. И мы оба моментально заводились, если речь заходила о цирке. Отец был страстным патриотом, ослепленным его тусклыми огнями, а я так же страстно ненавидел этот балаган. Однако свежий воздух, мерцание гирлянд и шум генераторов успокаивали меня, словно старые колыбельные из детства. Я бродил между шатров и вагончиков, пытаясь разглядеть звезды, когда услышал приятный женский голос.

— Эй, Нил! — позвал меня кто-то — Гэллахар, мать твою, неужели это в самом деле ты!

Я обернулся. У вагончика сладостей стояли двое — Лейла и Микки Стюарт, брат и сестра, молодые акробаты бродячего цирка. Лейла была моей ровесницей, ее брат — старше на два года.

— Ну прямо глазам своим не верю! Сам Нил Гэллахар в нашей глуши! — Лейла улыбалась, разведя руки в стороны для дружеских объятий.

Мы часто тренировались с ней вместе, а вот Микки как раз был из тех, кто постоянно меня задирал. Мы не встречались с тех пор, как я покинул цирк. Почти каждый мой визит домой заканчивался короткой ссорой с отцом и быстрым отъездом.

— Привет, — улыбнулся я, подходя ближе.

— Приехал навестить своих стариков или решил вернуться в родные пенаты? — Лейла была очень доброжелательна.

— Навестить, — ответил я, обнимая ее и пожимая руку ее брату.

Микки не был настроен так дружелюбно. Он осмотрел меня с ног до головы, словно ища за что бы зацепиться, чтобы поддеть как в детстве.

— А ты большая звезда теперь! — хмыкнул он. — Как там в Нью-Йорке? Оседлая жизнь не душит?

— Не такая уж она оседлая.

— Ну да, — продолжал он. — Гастроли там, все такое… Все это театральщина! Шоу без души! Все направлено только на бабки…

Он говорил со знанием дела, как будто всю жизнь провел не в трейлере своих родителей, а на ведущих сценах Манхэттена.