Я сел на скамью и опять нормально взял в руки вожжи. Почувствовав узду, кобылки начали успокаиваться и пошли ровнее. Я не стал их придерживать. Даже напротив, слегка подстегнул по бокам.

    Наконец перелесок кончился, а за ним, как я помнил, уже был перекресток. Я попытался придержать лошадей, но они, разгоряченные бегом или испугом, плохо слушались. Пришлось громко закричать: «Тпру» и сильно натянуть вожжи. Скорость бега немного упала. Впереди показалась темная полоса тракта, мне следовало свернуть налево, на север, но в последнюю секунду по какому-то наитию я повернул на юг. На большой скорости санки чуть не перевернулись, но дальше по широкой, наезженной дороге выровнялись и поехали прямо. Я опять подбодрил лошадей. С версту они еще шли длинным галопом, но потом начали сбиваться на короткий шаг и мотать мордами в мою сторону, как бы призывая умерить пыл. Я отпустил вожжи, и они тут же перешли на медленную рысь.

    Дорога по-прежнему была пустынна, и один Бог знает, куда она вела. По «азимуту» и направлениям, проходившим по этой местности, можно было предположить, что это Калужский или Варшавский тракт, Осталось только добраться до какого-нибудь населенного пункта и выяснить, насколько это соответствует действительности.

    Теперь мои лошадки еле плелись и тяжело дышали. Я остановил их и прислушался. Кругом было тихо. Вспомнив какую-то детскую сказку, я лег на дорогу и прижался к ней ухом. Стука подков слышно не было. Или мои преследователи взяли неверный след (на что я очень рассчитывал), или значительно отстали. Я подошел к лошадям, они были мокрыми от пота, а мороз все усиливался. Под сидением я нашел тряпку и вытер их крупы. После этого мы опять пустились в путь.

    От пережитого волнения я согрелся, но потом опять начал мерзнуть…

    На дороге по-прежнему никого не было. С полчаса мы трусили по большаку, пока, наконец, впереди не замаячило темное пятно, напоминающее человека. Я подстегнул лошадей, и мы быстро догнали крестьянского парнишку, бредущего по обочине. Одет он был в армяк и баранью шапку вроде кубанки.

    -  Эй, паренек, - окликнул я его, - не подскажешь, что это за дорога?

    Прохожий оглянулся на меня и ответил ломким, слабым голоском:

    -  Не знаю, добрый человек.

    -  Как это не знаешь? - удивился я. - Идешь и не знаешь, куда?

    Путник посмотрел в мою сторону, потом отвернулся и вдруг сказал такое, от чего я едва не свалился с саней:

    -  Все дороги на Руси ведут ко Льву Николаевичу, поди, и эта туда же ведет.

    Услышать такую ересь на ночной дороге от крестьянского паренька было совершенно неожиданно. Что за Лев Николаевич, я понял не сразу, но потом догадался:

    -  К какому Льву Николаевичу? Толстому, что ли?

    -  Да, к графу Льву Николаевичу Толстому, - поправил меня крестьянин. - Надежде всей земли Русской!

    -  Ясно, значит эта дорога на Тулу? - уточнил я, имея в виду расположение Ясной Поляны.

    -  Все дороги на Руси ведут в Ясную Поляну, - подтвердил странный мальчик. Говорил он каким-то, как я уже заметил, ломким, затухающим голосом и вдруг начал оседать на дорогу. Это выглядело совсем уже странно, и я сначала подумал, что он просто пьян.

    Но слишком он был юн, да и пока я его не догнал, шел не качаясь.

    «Наверное, толстовец», - подумал я, вспомнив, какой популярностью пользовался великий граф у своих современников во всем мире.

    Я соскочил со своего фаэтона, подошел к нему и помог подняться на ноги.