-  Доброе утро, - тихонько сказал я, постаравшись «обворожительно» улыбнуться. - Как вам спалось?

    -  Спасибо, хорошо, - одними губами прошептала она. - Спасибо, что вы не воспользовались ситуацией! Я знаю, что мужчинам очень трудно удержаться от от… - она явно не могла придумать определение, - от… - в третий раз повторила она и все-таки нашлась, - от нескромностей.

    Я сначала не понял, что она имеет в виду, но когда почувствовал в брючном кармане ствол «Браунинга», догадался о причине ее милой ошибки. «Святой отрок» спала в полной амуниции, даже не сняв теплого армяка, и совсем упрела в натопленной избе, но твердое оружие в моем кармане каким-то образом почувствовала.

    Татьяна Кирилловна продолжала лежать близко ко мне, широко раскрыв ярко-голубые глаза, опушенные густыми темными ресницами. Ее остриженные волосы не свалялись за ночь и хорошо обрамляли бледное личико с аккуратным носиком, тонкой прозрачной кожей и, как я уже отмечал, припухшими яркими губами.

    Несмотря на то, что я был достаточно вымотан Шурочкой Коллонтай и плохо спал в душной избе, я почувствовал, что комфортно лежать мне теперь мешает не только револьвер…

    -  Будем вставать? - заговорщицки спросила девушка.

    Я не выдержал и коснулся губами ее губ, потом послушно закрывшихся глаз, чего она тактично не заметила. Мы еще с минуту лежали, глядя друг на друга в упор, пока к нам на лавку не начал карабкаться мальчишка лет четырех в одной рубашонке и не разрушил очарование невинной близости.

    -  Седайте есть, гости дорогие, - пригласила нас к столу пожилая хозяйка, как только мы обозначили свое пробуждение.

    То, что «святой отрок» ничего не ест и не пьет, ясенщина или забыла, а может быть, просто не придала моим вчерашним словам значения.

    Встав, я первым делом подошел к лавке, на которой давеча лежал раненый Ефим, но она оказалась пуста.

    -  А где ваш сын? - спросил я хозяйку.

    -  С отцом до родни в Тимофеевку поехали.

    -  А как он себя чувствует? - машинально поинтересовался я удивленный такой прытью раненого.

    -  Хорошо, чего ему станется. Как с рассветом пробудились, так и уехали.

    Петра с младшими братьями в избе уже тоже не было, на хозяйстве остались только женщины и трое ребятишек. На улице было совсем светло. Я воровато посмотрел на часы, они показывали десять часов с минутами.

    -  Петр тоже уехал? - поинтересовался я, усаживаясь за желтый, выскобленный до матового свечения стол.

    -  В село пошел, скоро будет, - вместо пожилой ответила молодая женщина.

    -  Нам бы умыться, - попросила более гигиеничная, чем я, девушка.

    -  А ступайте на двор, вам Гаврюшка сольет, - просто решила проблему пожилая хозяйка, - а до ветру идите в огород, Гаврюшка укажет.

    Гаврюшка, мальчонка лет семи, похожий на молодую хозяйку, скорее всего, ее сын, охотно бросился нам помогать.

    Выражение «до ветру» в сочетании с огородом, которым я как-то сразу не придал значения, моего «святого отрока» ввергли в шоковое состояние. Татьяна Кирилловна сразу посерела лицом; а потом покрылась густым румянцем.

    -  Не бойтесь, все устроится, - тихо сказал я и ласково сдавил ее тонкие пальчики, - мальчишку я отвлеку.