"I'd like to knock you through the window."

"But you won't, old man. Our quarrels never last long. You remember that fearful one in the Monaco, when we swore we were through. I'd trust you anywhere, Rollo. Kurtz tried to persuade me not to come but I know you. Then he tried to persuade me to, well, arrange an accident. He told me it would be quite easy in this car."

"Except that I'm the stronger man."

"But I've got the gun. You don't think a bullet wound would show when you hit that ground?" Again the car began to move, sailing slowly down, until the flies were midgets, were recognisable human beings. "What fools we are, Rollo, talking like this, as if I'd do that to you—or you to me." He turned his back and leant his face against the glass. One thrust ... "How much do you earn a year with your Westerns, old man?"

"A thousand."

"Taxed (облагаемую налогами; tax — налог; to tax — облагать налогом). I earn thirty thousand free (я зарабатываю тридцать тысяч чистыми: «свободными»). It's the fashion (таков стиль/способ действия; fashion — форма, очертания; покрой /об одежде/; манера /поведения, держать себя/; способ действия; мода, стиль). In these days, old man, nobody thinks in terms of human beings (в эти дни, старик, никто не думает с точки зрения: «в терминах» человеческих существ), Governments don't (правительства не делают /этого/), so why should we (так почему должны мы)? They talk of the people and the proletariat (они говорят о людях и пролетариате), and I talk of the mugs (а я говорю о простофилях). It's the same thing (это та же самая вещь). They have their five year plans (у них свои пятилетние планы) and so have I (и у меня тоже)."

"You used to be a Catholic (ты когда-то был католиком)."

"Oh, I still believe, old man (о, я все еще верю, старина). In God and Mercy and all that (в Бога, и в Милосердие, и все такое). I'm not hurting anybody's soul by what I do (я не задеваю/не обижаю чью-либо душу тем, что я делаю). The dead are happier dead (мертвецы счастливее, будучи мертвыми). They don't miss much here, poor devils (они не упускают многого здесь, бедные черти = что им здесь терять, бедняжкам)," he added with that odd touch of genuine pity (добавил он со странным налетом настоящей жалости), as the car reached the platform (когда кабинка достигла платформы) and the faces of the doomed-to-be-victims (и лица будущих жертв: «приговоренных быть жертвами»), the tired pleasure-hoping Sunday faces (усталые, предвкушающие удовольствие воскресные лица; pleasure — удовольствие, to hope — надеяться), peered in at them (уставились внутрь на них = уставились на них снаружи). "I could cut you in, you know (я мог бы включить тебя, ты знаешь). It would be useful (это бы было полезно). I have no one left in the Inner City (у меня нет никого, кто бы остался во Внутреннем Городе)."

"Except Cooler (кроме Кулера)? And Winkler (и Винклера)?"

"You really mustn't turn policeman (ты действительно не должен становиться: «обернуться» полицейским), old man (старина)." They passed out of the car (они вышли наружу из кабинки) and he put his hand again on Martins' elbow (и он снова положил свою руку на локоть Мартинса). "That was a joke, I know you won't (это была шутка, я знаю, что ты не станешь). Have you heard anything of old Bracer recently (ты слышал что-нибудь о старом Брейсере в последнее время)?"

"I had a card at Christmas (я получил открытку на Рождество).