|
Эти милые влюбленные глаза! Когда она сказала: и очень..." "Ну так что ж? Ну и ничего. Мне хорошо, и ей хорошо".. И он задумался о том, где ему окончить нынешний вечер. Он прикинул воображением места, куда он мог бы ехать. "Клуб? партия безика, шампанское с Игнатовым? Нет, не поеду. Chateau de fleurs, там найду Облонского, куплеты, cancan? Нет, надоело. Вот именно за то я люблю Щербацких, что сам лучше делаюсь. Поеду домой". Он прошел прямо в свой номер у Дюссо, велел подать себе ужинать и потом, раздевшись, только успел положить голову на подушку, заснул крепким и спокойным, как всегда, сном. XVII На другой день, в 11 часов утра, Вронский выехал на станцию Петербургской железной дороги встречать мать, и первое лицо, попавшееся ему на ступеньках большой лестницы, был Облонский, ожидавший с этим же поездом сестру. - А! ваше сиятельство! - крикнул Облонский. - Ты за кем? - Я за матушкой, - улыбаясь, как и все, кто встречался с Облонским, отвечал Вронский, - пожимая ему руку, и вместе с ним взошел на лестницу. - Она нынче должна быть из Петербурга. - А я тебя ждал до двух часов. Куда же ты поехал от Щербацких? - Домой, - отвечал Вронский. - Признаться, мне так было приятно вчера после Щербацких, что никуда не хотелось. - Узнаю коней ретивых по каким-то их таврам, юношей влюбленных узнаю по их глазам, - продекламировал Степан Аркадьич точно так же, как прежде Левину. Вронский улыбнулся с таким видом, что он не отрекается от этого, но тотчас же переменил разговор. - А ты кого встречаешь? - спросил он. - Я? я хорошенькую женщину, - сказал Облонский, - Вот как! - Honni soit qui mal y pense! Сестру Анну. - Ах, это Каренину? - сказал Вронский. - Ты ее, верно, знаешь? - Кажется, знаю. Или нет... Право, не помню, - рассеянно отвечал Вронский, смутно представляя себе при имени Карениной что-то чопорное и скучное. - Но Алексея Александровича, моего знаменитого зятя, верно, знаешь. Его весь мир знает. - То есть знаю по репутации и по виду. Знаю, что он умный, ученый, божественный что-то... Но ты знаешь, это не в моей... not in my line, - сказал Вронский. - Да, он очень замечательный человек; немножко консерватор, но славный человек, - заметил Степан Аркадьич, - славный человек. - Ну, и тем лучше для него, - сказал Вронский улыбаясь. - А, ты здесь, - обратился он к высокому старому лакею матери, стоявшему у двери, - войди сюда. Вронский в это последнее время, кроме общей для всех приятности Степана Аркадьича, чувствовал себя привязанным к нему еще тем, что он в его воображении соединялся с Кити. - Ну что ж, в воскресенье сделаем ужин для дивы? - сказал он ему, с улыбкой взяв его под руку. - Непременно. Я сберу подписку. Ах, познакомился ты вчера с моим приятелем Левиным? - спросил Степан Аркадьич. - Как же. Но он что-то скоро уехал. - Он славный малый, - продолжал Облонский. - Не правда ли? - Я не знаю, - отвечал Вронский, - отчего это во всех москвичах, разумеется исключая тех, с кем говорю, - шутливо вставил он, - есть что-то резкое. |
