На третьей большой остановке перед Антарктическим полуостровом, за которым замкнётся кольцо маршрута, чем отметится столетняя годовщина похода Беллинсгаузена и Лазарева, адмирал приказал прекратить вылеты на машинах, не имеющих радиостанций, и без обученных радиотелеграфистов. По крайней мере, тем избавился от германских просьб взять в полёт кого то из них. Даже обученные работе на ключе шпионы предпочитают не распространятся об этом навыке.

Воздушная разведка с высоты шесть тысяч футов, признаваемой безопасной на случай внезапных капризов моторов, обнаружила безлёдный оазис. Предосторожность спасла: Арцеулов на снижении вывел С 30 к обычным снегам, где моторы вновь подхватили. Летнаб только тогда сообщил о находке; над аномалией пропала связь с кораблями. И снова пренеприятное ощущения взгляда со спины, пару недель как забытое.

«Рысь» опустилась к кромке ледяного панциря. Самохвалов и члены команды пребывали в раздвоенных чувствах: бодрило приближение к тайнам и одновременно настораживала неизвестность. В спёртом воздухе отсеков, пропитанном ароматами металла, смазки и человеческого пота, а также топочного гара, пробившегося из кормы в вентиляцию, колыхалась незримая и непередаваемая обонянием составляющая – запах страха.

Субмарина погрузилась в кабельтове от ледяной кромки. За время похода убедились, что в разных местах побережья мёрзлый покров ведёт себя по разному. Где то обнажаются скальные выступы и даже галечные пляжи, по крайней мере – в летнее время. Большей частью лёд как субстанция текучая, хоть и легче жидкой воды, под весом напирающих сверху слоёв опускается вниз на многие десятки футов, покрывая шельфовую отмель. Но есть предел, ниже которого ледовое поле не опускается, как в южной части Земли Виктории. Если там берег обрывист, можно подобраться к нему вплотную подо льдом, как умозрительно заключили гражданские энтузиасты, вызвав кучу возражений у командира лодки. Корабль добровольно двинулся в подлёдный капкан, ориентируясь по прерывистым пиканьям приборов. Компас в высоких широтах показывает абы что – мало того, что расхождение географического и магнитного полюсов здесь особо сказываются, близ аномалии, как и у Земли королевы Мод, стрелка сходит с ума, порой начиная крутиться пропеллером.

– Разрешите доложить, ваше благородие!

В походе акустик рапортует командиру тихим голосом через открытый люк между центральным постом и отсеком, в малой лодке передний отсек один. Пусть не боевая служба, подплаву насмерть вбита привычка не шуметь. Даже в «громком» режиме под двигателями подводного хода они тихо ступают по железным настилам в мягкой обуви, презрительно называя сухопутных «сапогами», ругаются жестоко, но в полтона. Самый страшный разнос с обещаниями глумиться над провинившимся и вырвать главные части его организма не должен облегчить жизнь вражескому акустику, кроме разве что случаев, когда корабль стоит в порту. Но в тот раз старшина счёл за лучшее попросить дозволения пройти на пост.

– За нами субмарина, ваше благородие.

Лейтенант Кибрик, командир лодки, знал, что эскадру скрыто сторожит «Борей», о чём не нужно догадываться рядовым. Но какого рожна огромная лодка, раза в два больше «Рыси» в длину и не оснащённая батареей гидрофонов, полезет вслед под ледяное поле? Комаров – не самоубийца.

– Старшина, включите телефон. Я сам попробую их вызвать.

Подводная телефоническая связь ещё только приживалась в подплаве, не отличаясь пока дальностью и надёжностью. Провода меж субмаринами не протянешь и радиосигнал не передашь. Зато жидкость отменно проводит звуки. Мембрана, имеющая связь с забортной водой, отправляет колебания, установленная на другом судне их принимает. В войну лодки переговаривались проще – звонкими ударами, в частоту число которых шифровали несколько простых сообщений, которые принимали акустики.