Минус льды над головой – для громадного «Борея» слишком узкая щель. Комаров принял решение:

– Ждём здесь.

Субмарина осталась снаружи, медленно двигаясь у кромки ледяного поля. Периодически электромоторы останавливались, и длинное тело корабля скользило по инерции, а акустик с утроенным вниманием вслушивался в голоса антарктических глубин. Через сорок две минуты после сообщения о винтах неопознанной лодки в вахтенном журнале появилась запись – акустик принял вызов с «Рыси», отбитый подводным колоколом. Если бы не чужак… Кавторанг запретил отвечать.

Спустя два с половиной часа, когда малой лодке пора уж было возвращаться, если только не обнаружено нечто из ряда вон выходящее, корпус «Борея» чуть вздрогнул от отдалённого взрыва. Комаров услышал доклад о направлении на источник звука и стиснул кулаки добела. Через пару минут донеслась целая серия взрывов – два или три, пара из них, возможно, слилась в один удар.

В прежние времена, когда слуховой аппарат был просто трубочкой, выведенной к мембране снаружи прочного корпуса, второй конец которой вставлялся в уши слухача, он бы оглох на время. Сейчас, в эпоху современной техники и электронных ламп умный аппарат не повредил акустику самый важный в бою его орган.

– Похоже на торпедную атаку, командир, – сказал лейтенант Белобровкин, наслышавшийся подобной музыки в Северном море. Первый взрыв – попадание, остальные бахнули, как торпеды в лёд или в берег ударили.

– На «Рыси» торпед нету, стало быть – стреляли по ней. Средний вперёд! К всплытию стоять!

Как только антенна выскочила из воды, радист отстучал сообщение на «Макаров». Кавторанг, доложившись, прекрасно понимал, что не может переложить на Колчака бремя решения – расшифровка, доставка адмиралу и отправка приказа отнимет время, которого нет. И он отдал приказ, словно с разбегу сиганув в холодный пруд.

– Боевая тревога! Приготовиться к торпедной атаке! Первая – товсь! Вторая – товсь!

Попыток воевать под водой известно крайне мало. В любом случае это – стрельба наугад. Потому, не жалея торпед, Комаров приказал готовить все шесть носовых аппаратов, превратив первый отсек в самое жаркое место на борту. По готовности торпед он приказал застопорить двигатели и слушать океан. Довольно скоро акустик услышал чужака.

– Точно не «Рысь»? Под трибунал вместе пойдём.

– Никак нет, ваше высокоблагородие, – от напряжённости момента акустик назвал командира, не комкая в скороговорке обращение. – Наша как комар, эта – большая. Как наша.

Разобравшись, которая из «наших» какая в сумбуре доклада и отложив на потом снятие стружки за неуставной рапорт в боевой обстановке, Комаров встретился взглядом с Белобровкиным.

– Не щадите их, командир.

Описание, как «Борей» выходил на пересекающийся курс, по данным гидролокатора и акустического поста на нём вычисляли дистанцию, скорость и направление движения противника, настраивали глубину движения торпед, рассчитанных вообще то на поражение надводных кораблей, заняло бы слишком много места. Кавторанг к моменту отдачи приказа на пуск торпед взмок почище, чем экипаж «Рыси» в ледовом гроте.

Обе серии взрывов засёк акустик «Макарова», в промежутке между ними на стол адмирала легла расшифровка радиограммы с «Борея». Понимая, что связаться с Комаровым он уже не сможет никак, Александр Васильевич стиснул пальцы и прошептал:

– Спаси нас Господи, если он сейчас развяжет Вторую Мировую войну.

Затем командующий приказал сыграть боевую тревогу и сообщить на германские крейсеры об услышанных взрывах. От радиограмме Комарова, разумеется, умолчал.

Кавторанг, только что создавший casus belli , только непонятно к войне с каким противником, с облегчением отпустил секундомер, а по отсекам прокатилось сдержанное «ура».