Не получив ответа на призыв голосом выйти на связь, Кибрик приказал отстучать вызов старым способом в комбинации, которая не известна ни врагам, ни сомнительным германским союзникам. Тщетно.

– Позвольте спросить, господа. – Самохвалов приблизил маленькую обтянутую сухой кожей головёнку к люку. – Что то стряслось?

Понятно, что акустические аппараты штатских учёных засекли необычную активность, а удары устройства, именуемого подводным колоколом, слышны по всему корпусу.

– Акустик утверждает, что нас преследует подводная лодка.

– Вот как? – пожилой энтузиаст снял шапочку и в задумчивости почесал лысину. – Наша?

– Не могу знать, Пётр Андреевич. Не отвечают на вызовы.

– Стало быть – чужая с. Или гидроакустический фантом. Бывает.

Он заслужил осуждающий взгляд акустика, а??? подумал, что Комаров может сохранять молчание дабы не демаскировать «Борея» перед германцами. Как бы там ни было, неизвестная субмарина сулит опасность.

– Тогда давайте глянем на этот фантом вашими многомудрыми аппаратами. Я прикажу описать циркуляцию, а вы пробуйте засечь чужака. Лево на борт!

Малым ходом около двух узлов, чтобы только лодка слушалась горизонтальных рулей и устойчиво держала глубину между льдом и дном, они развернулись, аккуратно следя за непонятным соседом.

– Громадный! – доложил Самохвалов. – Явно не кит.

И уж киты точно не издают звуки «пинг пинг». Выходит, неопознанная субмарина засекла их таким же прибором ASDIC.

– Пётр Андреевич! Стало быть, сие – не подводное судно гиперборейцев, – подначил его Чиловский. – Или у них акустические аппараты на нашу частоту настроены?

И не фантом, подумал Кибрик. Однако держится поодаль, даже чуть вправо принял, насколько можно судить по изменению тихого звука винтов. Впрямую не угрожает. И Самохвалов убедил его принять роковое решение – продолжить поиск. «Рысь» снова направилась к подводному берегу.

Кабельтовых в четырёх от него старый авантюрист объявил новость: приборы говорят о повышении ледового потолка, надо всплывать! Он пробрался в рубку и включил прожекторы, пытаясь хоть что то рассмотреть в электрических лучах, пробивающихся через тысячелетний мрак.

Рядом забрался мичман, слушая доклады которого и рапорты из носового отсека командир приказал начать медленный и осторожный подъём. Боцман ругался непрерывно, пусть и шёпотом, каким то чудом выдерживая дифферент и глубину на едва ползущем корабле. Моряки каждую секунду ожидали удара о лёд, который с мясом бы снёс всё, что есть наверху – от радиомачты до леерного ограждения мостика.

– Вижу чистую воду, господа! – радостно и ничуть не пытаясь приглушить голос воскликнул Самохвалов, мичман сдержанно подтвердил.

Откуда здесь безлёдная промоина? Кибрик отлично помнил, что по этим координатам с воздуха ничего подобного не обнаружили. Справился у штурмана – тот подтвердил.

Одновременно с носа предупредили, что резко повышается уровень дна. Ежеминутно рискуя удариться килем или рубкой, лодка вынырнула из под ледяной крыши и застопорила электромоторы. Упали якоря, что называется – на всякий случай, в этом странном месте ни волн, ни течения. К слову, субмарины ими пользуются редко, чаше швартуясь к пирсу или причальной бочке.

Нет в мире удивительных и прекрасных вещей, которые русский моряк не мог бы описать в трёх коротких энергических выражениях. Здесь их не хватило.

Самохвалов выбрался на рубочный мостик и с него по лесенке – на палубу, при этом чуть не сверзившись в воду. Он крутил головой во все стороны как истребитель в воздушном бою.