– Иди, Петро, я уже скоро! – продолжая собирать в дорожный мешок документы и самые важные для себя вещи, крикнул полковник. – Ты свое собрал? Забери…

Он не успел договорить. В спину вошло что-то твердое и, пробив внутренности, застряло там, заставив кровь замереть, а потом понестись с новой силой. Соболев вздрогнул, обернулся и увидел прямо перед собой желтые звериные глаза.

– Ты же мне жизнь спас…

– А это чтобы ты не боялся ко мне спиной повернуться. Со спины бить сподручнее, – ответил ему денщик и выдернул нож.

Соболев упал на спину. Кровь хлынула из горла и затопила все вокруг.

– Как же я тебя ненавижу, – прошептал Стах и, встав на колени, принялся расстегивать мундир полковника.

– За… что? – деревенеющими губами прохрипел Николай.

– А вот этого ты никогда не узнаешь, – наклонившись к его губам, проговорил Стах и с силой воткнул нож еще раз.

Прямо в сердце.

Маша Заречная

– Жила-была девочка Маша, и была в голове у ней каша! – изрек отец и в сердцах стукнул кружкой об стол.

Кофе выплеснулся на пластик. Любаша тут же вступила в бой. Как будто ждала сигнала.

– Ну чего ты стукаешь? Чего стукаешь?

Она вытерла стол тряпкой и нависла над щуплой фигуркой отца.

– Правильно она сделала! Чего ей в этом гребаном архиве делать? Там мухи дохнут, не то что девки молодые! Денег – кот наплакал, а пылищи – хоть мешками каждый день выноси! Она там астму заработает, если не хуже чего-ни-будь!

Маша покосилась на мачеху. Сейчас наговорит. Любаша словно услышала и наддала.

– А тяжести какие таскать приходится! Папки эти! Они ж пудовые! А ты их туда-сюда, туда-сюда! Грыжа к старости обеспечена!

– Да чего ты несешь? Какие папки! Не знаешь ничего! – попробовал построить оборонительные сооружения отец.

Но Любашу было не остановить. Швырнув мокрую тряпку в раковину, она уперла руки в бока и пошла в наступление:

– Сам ничего не знаешь, старый хрен! В магазине ей знаешь сколько платить станут? Тебе и не снилось! Она не только сапоги на зиму, еще и шубу каракулевую купит с лисьим воротником!

Маша представила себя утопающей в каракулевой шубе и поежилась. Не дай, как говорится, боже! Но Любаше перспектива лисьего воротника придала новых сил.

– Да в антикварный только богатые ходят! Сплошь олигархи! Выбирай любого! А уж красота какая вокруг! Тут тебе и часы с кукушкой золотые, и статуи всякие, и хрустали! Сразу уровень культурный вырастет!

– Ага! До небес! Как пойдет в продавщицы, так сразу и окультурится! Для этого она, что ли, пять лет в институте училась?

– Тю! В институте! – передразнила мачеха. – Да дурацкий твой институт! Ты подумай! Историко-архивный! Тьфу! Даже выговорить невозможно! Антикварный салон! Это звучит!

– Гордо, что ли? – покосился отец.

Кажется, он начал сдавать позиции. Конечно! Куда ему против Любаши!

– Да! Это звучит гордо! – заявила она и шлепнула на стол тарелку с оладьями. Оладьи подпрыгнули, словно подтверждая ее правоту.

Понимая, что бой окончен, Маша быстренько ухватила теплый оладушек и смылась к себе в комнату. Уф! Кажется, все не так плохо. Она прислушалась. На кухне было тихо. Вовремя Любаша со своими оладьями. Отец, конечно, так просто не сдастся. Еще долго будет в ее присутствии хмурить брови и бурчать под нос, но это уже не так страшно.

Главное сделано. Они знают.

Теперь можно перейти ко второму этапу эпохальных преобразований – стать продавцом в самом шикарном антикварном магазине Питера.